Завершение основного круга фикатона

[Махнёмся не глядя]

Дорогие друзья!

С радостью
С печалью
С радостью, что он состоялся, и с печалью, что он завершился, объявляем вам о завершении третьего круга Новогоднего Хеллсинг-фикатона!
Благодарим всех участников за замечательные работы, всех заказчиков — за вдохновляющие идеи, а всех отозвавшихся читателей — за тёплый отклик . И напоминаем, что авторы всё ещё ждут ваших отзывов!
Также напоминаем, что хоть все заявки фикатона и выполнены, в течение недели, начиная с сегодняшнего дня, вы можете сделать подарок фикатону в виде драббла, фика, арта, комикса или клипа, а также одарить одного или нескольких участников. Мы с радостью выложим ваши работы.

Радостная и не прощающаяся администрация.

@темы: администраторское, 2014

---

Список выложенных работ (в порядке публикации) 2014

[Махнёмся не глядя]

Арт для Seras-chan, Интегра Хеллсинг, Серас Виктория, PG, автор  Дедушка мой, Зигмунд!, по заявке  Seras-chan.

Две истории о бабочках, Алукард, Интегра, Артур, Абрахам, G, автор  Rendomski, по заявке  yahinata_97.

Арт для bulldozzerr, Интегра Хеллсинг, Уолтер Дорнез, G, автор  yahinata_97, по заявке  bulldozzerr.

Domini lupa, Хайнкель Вольф, G, автор  Yachaku, по заявке  Rendomski.

Спокойный день для дома Хеллсингов, Интегра, Серас, PG-13, автор  another_voice, по заявке  Дедушка мой, Зигмунд!.

Свидание, Пип/Серас, ОМП/Серас, PG-13, автор  Seras-chan, по заявке  ~Фортунатто~.

Вера на обломках, Хайнкель Вольф, Юмико/Юмиэ, PG-13, автор  bulldozzerr, по заявке  Yachaku.

Лимбо, Серас/Пип, R, автор  ~Фортунатто~, по заявке  another_voice.

запись создана: 06.01.2014 в 12:05

@темы: администраторское, списки работ, 2014

---

Арт для another_voice

[Махнёмся не глядя]

текст заявки

- арт, СерП, R-NC-17. С кинками на длинные волосы, сиськи, шарфик, шляпу и прочие прелести.

Автор:  ~Фортунатто~
Название: Лимбо
Герои: Серас/Пип
Рейтинг: R

@темы: арт, организация Хеллсинг, гет, R

---

Фик для Yachaku

[Махнёмся не глядя]

текст заявки

- фик - альтернативный хеллсинг в postnuclear-антураже, любая ситуация, присутствие Искариота.

Название: Вера на обломках
Автор:  bulldozzerr
Бета:  Rendomski
Персонажи: Хайнкель Вольф, Юмико/Юмиэ, боком Уолтер
Категория: джен
Размер: мини
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: АУ, насилие, сталкерщина.
Саммари: АУ после ядерной атаки на Лондон в целях разобраться с нежитью.

   — Ты еще долго будешь там копаться, Юми?
   Хайнкель поправила фильтр противогаза и подала руку напарнице. Юмико, пыхтя и охая, уцепилась за нее своими тонкими ручонками и вылезла из отверстия шахты.
   — Сигнал был совсем неподалеку, — затрещала рация на поясе Хайнкель. Девушки давно уже привыкли общаться с помощью аудиоприборов, так как защитные костюмы не позволяли разговаривать напрямую. В старомодной военной рации голос Хайнкель настолько искажался, что Юмико невольно поморщилась. Более продвинутую технику они позволить себе не могли из-за глушившей сигнал «серой мглы».
   — А что, если это ловушка? — залепетала Юмико во встроенный динамик. — В прошлый раз наши люди нарвались на засаду.
   Хайнкель фыркнула — ее до сих пор жутко мучила абстиненция от табака. В противогазе не особенно-то покуришь, а снять его можно было только на нижних уровнях убежища, где штурмовой отряд проводил не слишком много времени, постоянно гоняясь на поверхности за расплодившейся нечистью.
   — В прошлый раз наши вели себя, как сопливые школьники! — раздраженно произнесла Хайнкель, вытаскивая из кобуры свои пистолеты. — Попасться в мираж — это глупо для таких профессионалов, как они. Даже протестантские «Дикие Гуси» и те поняли, что это ловушка, — правда, слишком поздно, — Хайнкель вскинула руки и, держа пистолеты наготове, обвела взглядом местность.
   Юмико достала датчик и начала медленно водить, пытаясь определить источник сигнала.
   — Не говори так, не надо, — пробормотала она сквозь свист и помехи в рации. — С каждым разом миражей становится все больше. Они скоро переберутся на этот берег Темзы!
   — Не переберутся, — помотала головой Хайнкель, — не посмеют. Эта мутировавшая дрянь в татуировках не сунется через «черный поток».
   При последних словах Юмико заметно вздрогнула — то, во что превратилась некогда украшавшая город река, наводило ужас даже на видавших виды бойцов Искариота. Теперь это был бушевавший витиеватыми отростками поток тягучей темной материи с множеством глаз, который, как черная дыра, впитывал в себя все живое, что имело неосторожность оказаться неподалеку. Через него не переправился еще ни один человек, мутант или нежить.
   Хайнкель подбадривающе подмигнула напарнице и уверенным шагом пошла в сторону сигнала. Юмико семенила за ней, постоянно посматривая на датчик. В этом районе расслабляться не стоило. По последним сводкам, в северных кварталах Лондона, помимо шатающихся толп упырей, с недавнего времени стали все чаще возникать те самые «кошачьи форточки», о злых шутках которых ходили легенды. Попадешься в такую — и она телепортирует тебя в любое другое место этого немертвого города: в гущу гулявшего берегу миража, прямо в зубы «серой мгле» на кладбище, в жернова адской машины по ту сторону Темзы или даже в сам «черный поток». Поэтому малейшее искажение воздуха или непонятно откуда взявшийся сквозняк заставлять тут же замирать, с ужасом всматриваясь в пространство перед собой.
   Именно из-за такого вот легкого дуновения ветерка Хайнкель отвлеклась и не заметила вовремя появившуюся из-за угла группу ходячих мертвецов.
   — В сторону! — скомандовала она, увидев их наконец, и, резко метнувшись вправо, открыла огонь.
   У них не было таких нескончаемых запасов серебра, как у «хозяйки Тауэра», поэтому пули Хайнкель расходовала крайне осторожно, пытаясь тратить не больше одной на каждого упыря. Черная кровь и куски плоти разлетались во все стороны, но шеренга нежити не прекращалась.
   — Их кто-то сюда направляет! — крикнула она спрятавшейся за перевернутым грузовиком Юмико. Трясясь от охватившего ее страха, та подергала свою защитную маску, пытаясь поправить под ней очки, и осторожно высунулась из-за проржавевшего кузова.
   Хайнкель ловко косила нежить из двух пистолетов, мечась из стороны в сторону. В пылу битвы она даже не заметила тонких серебряных нитей, тянувшихся от каждого упыря куда-то в глубину темной улицы. Страх за подругу тут же заставил глаза Юмико налиться красным цветом, и она, выхватив катану, с диким визгом выскочила из укрытия.
   — Отправляйтесь в Ад именем Господа нашего! — завизжала она и кинулась кромсать поблескивавшие стальные нити.
   Некогда утерянный в суматохе экстренной эвакуации меч, был найден ею уже после бомбежки. Больше воительница Искариота не пожелала с ним расставаться ни под какими уговорами. Так и не пройдя очистки от радиации, металл, из которого было выковано лезвие, перетерпел некоторые изменения от лучевого воздействия, и теперь этот меч стал чуть ли не единственным оружием против паутины Дворецкого. До сих пор никто не мог его застать врасплох, никто не мог найти его логово, да и вообще, мало было тех, кто видел его своими глазами и остался жив. Зато его смертоносная паутина окутала несколько кварталов уже неживого Лондона. Некоторые говорили, что она проникла даже на тот берег, через «черный поток».
   
   
   — Юмиэ! Ты вовремя, — прошипела в рацию Хайнкель, выбросив через плечо пустой магазин.
   Как только разбушевавшаяся воительница с катаной изрубила в куски все тонкие серебряные нити, упыри тут же попадали на землю, развалившись на куски протухшей плоти. Юмико, вернув свою прежнюю личность, обессилено опустилась на колени и тяжело оперлась на катану.
   Ее напарница с облегчением выдохнула и в очередной раз пожалела о том, что не может закурить. Потом, порывшись в походной сумке, Хайнкель достала бинокулярный визор.
   — Вот бы нам наведаться к этому пауку на утренний чаек, — произнесла она, пытаясь рассмотреть недвижимые тени в конце узкого проезда. — А то уж слишком близко к бункеру он распустил свои длинные конечности...
   Так и не увидев ничего, что указывало бы на присутствие этого самого паука, она, схватив напарницу за руку, потащила Юми внутрь возвышавшегося почерневшими стенами полуразрушенного здания.
   — Нет, нет, не сейчас, Хайнкель! — трещала по рации Юмико, едва поспевая за подругой.
   — Я уже лишила этого зазнавшегося тарантула одного глаза, попав в его линзу, — обернулась к ней Хайнкель, — и у меня точно найдется последняя пуля для второго!
   Она потащила Юмико по следу серебрящихся на утренней заре нитей.
   — Но у нас на это нет времени. Мы должны в первую очередь исполнить приказ его Преосвященства... — промямлила Юмико, и, спотыкаясь, побежала за ней, стараясь перепрыгивать через копошившиеся в пыли конечности упырей.
   Хайнкель, не обратив, казалось, внимания на последнюю реплику спутницы, проворно тащила ее за собой по щербатой лестнице. Уже научившись ориентироваться в этом Богом проклятом городе, они довольно ловко избегали струившейся по стенам паутины и «кошачьих форточек». Достигнув обрушившейся крыши здания, они вдруг замерли, словно их остановил невидимый барьер, и, тяжело сопя в противогазах, уставились в открывшийся с этой высоты горизонт.
   — Смотри, Юми...— прохрипела, закашлявшись, рация Хайнкель, — Смотри на то, что было когда-то Лондоном.
   Она махнула рукой в сторону поднимавшегося на горизонте алого зарева. В его свете четко виднелись языки темной плазмы, тянувшиеся от «черного потока», который переливался миллионом нечеловеческих глаз. Внизу, прямо под ними, простирались окутанные смертоносной паутиной руины города, по которому одиноко шатались упыри. Время от времени их с хлопком исчезали, затянутые в одну из «кошачьих форточек». По центру, прямо посреди бушевавшего протуберанцами темного потока, гордой цитаделью возвышался Тауэр, превращенный в штаб-квартиру «Хеллсинга». Оттуда не было получено ни одного сигнала и никто не знал, остался ли там вообще кто-то живой. Хотя те, кто вернулся из ночной вылазки, утверждали, что слышали, как из его башни доносятся выстрелы и проклятья. Это было в ту самую ночь, когда упыри по ту сторону реки пытались перебраться через «черный поток». Тогда он поглотил их всех... вместе со многими воинами Искариота, сражавшимися с нежитью.
   — Смотри, Юмико, на эту реку смерти, — указала Хайнкель, — видишь, она уже покинула берега Темзы... она растет, поглощая новые души. И рано или поздно она перехлестнет через набережную и растечется по всему городу...
   Юмико заметно задрожала. Тогда напарница резко схватила ее за плечи и развернула вправо.
   — А теперь взгляни сюда, Юми — повернула она голову к югу, — видишь этот непроглядный черный дым из гигантских котлов? Видишь эти вздымающиеся в багровое небо многочисленные трубы? Слышишь этот жуткий лязг гусениц и рокот неумолимых поршней? Это гудение турбин и размерное цоканье механизмов? Видишь вырывающиеся из недр клубы пара? Видишь реки крови вместо бензина? Видишь горы человеческой плоти вместо угля? Видишь блестящую золотом свастику на корме адского локомотива?!
   — Это ммм... Машина... — прошептала Юмико, с ужасом вглядываясь в медленно движущуюся механическую крепость на юге.
   — Да, Юми, это — Машина. Безжалостная, бездушная, жестокая машина. Страшный Локомотив геноцида всего человечества. Адский механизм Третьего Рейха с интеллектом и амбициями Майора Монтаны. Он медленно, но уверенно едет сюда, к нашему берегу, Юми! Как гигантская мясорубка, он перетрет наши тела в адскую пыль, в топливо для своего ненасытного котла, чтобы двигаться дальше! По всей Англии, по всему миру!!!
   Глаза Юмико распахнулись от страха, и она прижалась к напарнице, вспомнив, как в детстве пряталась за полы длинной сутаны своего учителя.
   — Но у него на пути река...
   — Река! — застрекотала рация на поясе Хайнкель. — Река пожирает души, река пожирает плоть... Но Паровоз Рейха — машина! У него давно нет души и теперь больше нет плоти. Он сметает все на своем пути, устроив себе рельсы из человеческих костей. Боюсь, «черный поток», несмотря на все свое мнимое могущество, не остановит его.
   — Но как же «хозяйка Тауэра»? — робко указала пальцем на единственную уцелевшую в городе башню Юмико.
   Хайнкель развернула ее к себе.
   — Ты серьезно считаешь, что у этой ослепленной ядерным заревом ведьмы хватит сил с ним справиться? Хватит веры? У протестантки? — она затрясла Юмико за плечи, — Нет! В нее я не верю, как и в ее демонических прихвостней. Единственное спасение — у нас в сердцах! Это вера в то, что Он остался жив. Наш паладин и учитель. Пока мы остаемся верны ему, продолжаем следовать его пути, у нас есть надежда. Ибо путь к отступлению закрыт!
   Да, отступать было некуда и Юмико это прекрасно знала. Знала, что позади их бункера, над кладбищем за чертой города, каждую ночь к ним все ближе и ближе подкрадывалась на волчьих лапах «серая мгла», окутывая землю в мертвенную тишину. Она поглощала все звуки, все шорохи и все слова, сверкая немыми алыми глазами в темноте.
   Юмико зажмурилась от досады и крепче сжала рукоять катаны.
   — Я верю, Хайнкель! — проговорила она, стараясь убедить скорее саму себя, чем подругу — верю в то, что мы найдем учителя!
   — Даже если его Преосвященство приказал прекратить поиски! — твердо отрезала та.
   — Мы останемся верны своей клятве. Мы не предадим! — окончила тираду Юмико, широко распахнув начавшие краснеть глаза.
   
   Воодушевившись своей последней клятвой, Хайнкель и Юмико не заметили мелькнувшей на нижнем этаже проворной тени с целым десятком длинных худощавых рук. Противогазы ограничивали поле зрения девушек, и они не увидели заструившихся под ногами тонких нитей, сверкнувшего в тени красного глаза, не почувствовали запаха сигаретного дыма, и даже услышать тихий утробный смешок притаившегося в углу человека-паука не могли.
   Уолтер довольно затянулся и выбросил окурок. Вот-вот смертельные петли должны были захлестнуться вокруг своих жертв, вот-вот две опрометчивые мушки должны были оказаться в неминуемой ловушке, а пауку — достаться свежая кровь... Но вдруг раздался оглушительный взрыв, по земле пронесся рокот. Стоявших у края крыши девушек отбросило волной в сторону, и Уолтер промахнулся.
   — Снаряд! — закричала Хайнкель, пригибая Юмико к земле — Ложись!
   И снова земля задрожала, со стороны юга донесся громкий гул.
   — Эта фашистская мразь еще и стреляет, — проворчала боец Искариота, прикрыв голову руками. — А ты надеялась, что его «черный поток» остановит.
   Юмико осторожно выглянула из укрытия.
   — Хорошо, что у него с точностью стрельбы все так же... — проговорила она, заметив солидную воронку в метрах ста от дома.
   Успокоившись, они так и не обращали внимания на затаившуюся в углу темную фигуру. А между тем, их жизням снова грозила смертельная, серебрившаяся в лучах рассвета опасность.
   
   И вновь в последний момент жертва ушла от него. Паутина уже почти коснулась долгожданной добычи, как раздался сильный скрежет и по полу верхнего этажа пошла глубокая трещина. Прежде, чем хоть кто-нибудь успел что-то сообразить, перекрытие обвалилось. Изъеденное кислотными дождями и расшатанное недавним толчком, здание задрожало и начало складываться, словно карточный домик. Оставшись на небольшом бетонном островке, Хайнкель и Юмико из последних сил старались удержаться на нем, проваливаясь все ниже и ниже. Вокруг летели обломки стен и арматуры, другие перекрытия сыпались одно за другим. Дом рушился и грозил похоронить под своими осколками всех. Юмико, преобразовавшись в Юмиэ, схватила Хайнкель за руку и отпрыгнула в сторону, спасая их обеих от летящей бетонной плиты. Молниеносным движением она вытащила катану и вонзила ее глубоко в отвесную стену. Обе девушки повисли, держась за рукоять меча.
   — Ты снова спасла меня, Юми! — прокричала Хайнкель, видя, как огромная плита, упав на нижний этаж, раскрошилась на мелкие части.
   После того, как рухнула последняя расшатанная стена, снизу поднялся густой клуб пыли, окутавший руины на несколько минут.
   Осторожно цепляясь за торчащие из останков здания куски арматуры, Хайнкель и Юмико медленно спустились вниз и обессилено упали на груду обломков. Отдышавшись, Хайнкель вытащила датчик и поднесла к глазам. Сигнал был сильным, как никогда.
   — Учи... учитель... Он где-то ... зде... здесь...
   Юмико не отвечала, из-под противогаза сочилась струйка густой крови. Видимо, её всё же зацепило обломком во время крушения здания. Но ни договорить, ни заняться подругой Хайнкель не удалось — прибор вдруг рассыпался на мелкие осколки прямо у нее в руках. Она попыталась вскочить, но тут же замерла, увидев прямо над собой долговязую черную фигуру с повязкой на глазу. Уолтер... вернее паук-Уолтер.
   — Здрас-с-ствуйте, барыш-шня... — прошипел он, наклонив голову вбок и расправив свои пять пар рук, преграждая ей путь.
   Хайнкель отчаянно взглянула в сторону Юмико, но та так и лежала без сознания. Отступать было некуда. Воительница Искариота выхватила пистолет с последней серебряной пулей.
   — И тебе доброе утро, гнусный мутант! — прошипела ее рация.
   Прогремел выстрел, но своей мишени пуля не достигла, рассыпавшись на железную стружку, изрезанная блестящими нитями.
   — На этот раз я буду внимательнее... — рассмеялся Уолтер и потянулся рукой к окуляру ее противогаза — у вас должок, сес-с-стрица!
   Хайнкель стиснула зубы. И тут из-за спины склонившегося над нею человека-паука заструилась, словно змея, тонкая ветвь какого-то диковинного растения.

@темы: завершено, мини, организация Хеллсинг, организация Искариот, организация Миллениум, фики, AU, PG-13

---

Фик для ~Фортунатто~

[Махнёмся не глядя]

текст заявки

- Бернадотте/Серас, не пвп, омегаверс и разбивание пейрингов.

Название: Свидание
Автор: Seras-chan
Размер: мини
Пейринг: Пип/Серас, ОМП/Серас
Категория: гет
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13

Серас давно уже разучилась удивляться. Наверное, с тех самых пор, как был разрушен Лондон. И уж точно нечем удивить того, кто взял да и умер лет двадцать назад.

Но когда мальчик из новобранцев окликает ее, Серас кажется, что она ослышалась.

— Мисс Виктория, вы свободны сегодня вечером?

— Я… да, а что? — в первый миг она даже не понимает, о чем идет речь. Потом спохватывается и таращится изумленно.

— Может, сходим куда-нибудь?

Оказывается, ее приглашают на свидание!

Серас не уверена, что удивляет ее больше: неуместность самой этой идеи или тот факт, что кому-то хватило наглости пригласить на свидание вампира. Впрочем, если разобраться, это ведь очень по-человечески. В Лондоне наконец-то отменили комендантский час, патрули уже почти никогда не встречают упырей на улицах, и множество ресторанчиков работают допоздна, не боясь, что на свет стечется нежить. Ничего общего с прежней столицей, но жизнь в полуразрушенном городе продолжается, не дожидаясь туманно обещанного правительством восстановления Сити.

Она уже готова улыбнуться и принять приглашение, но губы, словно помимо воли — нет, действительно помимо ее воли! — растягиваются в ухмылке:

— Нет уж, парень, она занята! И сегодня, во все последующие вечера тоже!

— Пип, зачем! — Серас от возмущения не находит слов, да еще и отвечает вслух. — Что, если я хочу…

— Девочка моя, ты шутишь? — изумляется Пип. — А как же я?

— Как будто я могу пойти на свидание с тобой!

Незадачливый ухажер смотрит так, будто призрака увидел (вернее, услышал), но ретироваться не спешит.

— Если дама не против, то мое предложение все еще в силе.

— А ты, храбрец, клыков ее не боишься? — бросает ему Пип, закуривая. Ноздри Серас щекочет несуществующий отвратительный запах сигарет, и этот нахальный поступок Пипа решает дело.

— Совсем не против! — заявляет Серас, делая полшага вперед. Рядовой Смитсон — Эндрю Смитсон — смотрит на нее и улыбается. У него чуть смущенная улыбка, и ему, наверное, кажется, что он за свои двадцать лет повидал все на свете. А за последние два месяца он переслушал все байки, которые ходят в «Хеллсинге» о Серас и ее призраке-фамильяре, и вообразил, что влюблен без памяти.

«Главное — понять, в кого именно», — мрачно шутит Пип.

* * *

Ресторан, куда приводит ее Эндрю, невелик, но Серас почти не с чем сравнивать. Она не слишком смущается, потому что Эндрю смущается сильнее, и заказывает красное вино, потому что тот забывает заглянуть в меню, засыпая ее вопросами.

— А правда, что ты работаешь в Хеллсинге чуть ли не с самого Инцидента?

Серас вежливо улыбается:

— Начала за три месяца до него.

— Серьезно? Сколько же тебе… — Эндрю останавливается на полуслове и машет рукой, чуть не сбивая со стола бокал. — Извини, извини, девушек об этом не спрашивают!

Она пожимает плечами. Собственный возраст волнует ее в последнюю очередь. Хотя если подумать о том, что Хозяина уже двадцать лет носит невесть где…

— Сложно поверить, что за это время никто не пытался… — Эндрю запинается, будто подбирая слова, — ну, пригласить тебя куда-нибудь.

«Пригласить? Теперь это так называется?»

Серас качает головой.

— Не до того было. Война все-таки. И потом… как-то принято считать, что вампир в Хеллсинге — это что-то вроде противотанкового гранатомета. Тебе бы хотелось встречаться с гранатометом?

Она лукавит, конечно: мало кто видит в ней просто оружие. Но Эндрю улыбается:

— Если только с таким симпатичным…

Серас делает глоток вина — а потом едва не давится, почувствовав, как прохладная ладонь скользит вверх по ее ноге.

«Пип!!!»

«Тебе самой-то не скучно, девочка?» — шелестит у нее в голове. Спасибо хоть не вслух!

«Прекрати сейчас же!»

Она поднимает взгляд, неловко улыбаясь Эндрю, но тот, кажется, не замечает ничего странного.

— Знаешь, я с самого детства мечтал охотиться на вампиров. Представлял себя таким… неуязвимым героем с автоматом наперевес. Но никогда не думал, что мне повезет работать здесь!

«Лет десять назад никто не назвал бы это везением», — замечает Пип, и Серас согласно кивает. Эндрю решает, что кивок предназначен ему, и, ободренный, продолжает:

— А ты о чем мечтала? До Инцидента ведь еще не знали про нежить.

«Не самый удачный вопрос».

«Да замолчи ты!»

Она начинает рассказывать просто назло Пипу. Призрачные пальцы барабанят какой-то марш на ее коленке, а в голове от выпитого стоит приятный легкий туман. Она рассказывает, как работала в полиции, как однажды ее взял в заложники вампир, и как главный чистильщик «Хеллсинга» — про Алукарда Эндрю, конечно, слышал, про него в Хеллсинге слышали все до последней лабораторной мыши — превратил в вампира ее саму.

— Вот повезло! — перебивает Эндрю. Светло-карие глаза горят детским восторгом.

— Повезло?!

— Конечно! Я бы все отдал, чтобы оказаться на твоем месте.

Идиот! Она когда-то отдала бы все, чтобы не терять родителей, никогда не жить в приюте, не умирать в двадцать лет!.. Серас глубоко вдыхает, как перед прыжком в ледяную воду, а потом тянется через стол, кладет руку на плечо Эндрю и ловит его взгляд. Ты хотел бы оказаться на моем месте, мальчик? Ты хотел бы отдать всё, что тебе дорого? Так я покажу тебе, каково это!

«Успокойся, девочка моя, это просто глупый мальчишка, держи себя в руках, Серас, слышишь?!»

Прохладные ладони лежат на ее плечах, не позволяя двинуться с места.

Она слышит. Но алая пелена спадает далеко не сразу.

Эндрю даже не пытается скрыть испуг.

— Извини, если я что-то не то сказал. Извини, пожалуйста.

Она молчит.

— Я просто подумал, ты ведь должна гордиться тем, что…

Она поднимается на ноги.

— Мне пора.

Эндрю снова что-то говорит, но Серас не слушает. Для нее существует только голос внутри, успокаивающий, уговаривающий расслабиться, непривычно мягкий голос Пипа.

«Ничего страшного, девчушка. Просто ему даже в ночных кошмарах не снилось и десятой доли того, что ты видела своими глазами. Ничего страшного. Пойдем домой».

* * *

Она бредет по какой-то улочке, оставляя цепочку следов на снегу, искрящемся розовым и голубым в свете фонарей. Крупные хлопья не тают в волосах. Наверное, ей должно быть грустно или обидно, но она не чувствует ничего.

— Зря я вообще туда пошла.

«Почему же? — неожиданно возражает Пип. — Теперь ты знаешь, что не стоит ходить на свидания с другими парнями, все равно со мной не сравнится никто!»

Серас против воли фыркает:

— Предлагаешь с тобой на свидание пойти? Вести сама с собой беседу и одной рукой чокаться с другой? Да меня выставят сразу!

«Хм, об этом я как-то не подумал», — он тоже смеется.

— Но знаешь, — Серас запинается на секунду, — я даже рада, что есть такие наивные мальчики, для которых война с нежитью — всего лишь увлекательные комиксы и героические фильмы. Все-таки в этом есть и наша заслуга.

«В точку. Хотя я предпочел бы, чтобы эти мальчики держались подальше от моей девочки».

— Да прекрати ты уже! — с веселым возмущением требует Серас и перехватывает призрачную кисть, вознамерившуюся ухватить ее за задницу.

Пип хмыкает, а потом шепчет, как будто в самое ухо:

«Ни за что не прекращу».

@темы: завершено, мини, организация Хеллсинг, гет, фики, PG-13

---

Фик для Дедушка мой, Зигмунд!

[Махнёмся не глядя]

текст заявки

- мини с поствоенной Серас и Интегрой, джен.

Название: Спокойный день для дома Хеллсингов
Автор: Dita von Teese
Герои: Интегра, Серас, немножко Пип/Серас
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: юмор, флафф, драма, чуть экшна
Размер: мини


День

– Госпожа Интегра, ваш чай!

Серас неловко протискивает поднос в приоткрытую дверь, пытаясь удержать ее одновременно правой ногой и локтем. Чашка и маленький чайничек начинают неумолимое скольжение влево.

– Серас, осторожно! – предупреждает Интегра. – Ты вполне могла бы пройти сквозь дверь, вовсе необязательно…

– Вы мне сами говорили, что это невежливо! – Серас подходит к столу, пристраивает поднос среди бумаг и наполняет тонкую белую чашечку крепким, почти черным чаем.

«Снова пакетики», – с отвращением понимает Интегра. Она уже почти привыкла и смирилась – в конце концов, в отличие от Уолтера, она никогда не была ценителем – но Серас своей неловкой имитацией довоенного ритуала напоминает ей снова и снова о том, что кроме миллионов людей, любимого города, Алукарда, дворецкого, солдат, состояния, она потеряла и сотни привычных милых мелочей, из которых и складывалось то, что называют «нормальной жизнью».

¬– Спасибо, Серас. Дальше я… – «сама» хочет закончить Интегра, но Серас не слушает и все-таки снимает чашку с подноса.

Интегру спасает впитавшаяся в самые кости привычка к постоянной бдительности: она вскакивает на ноги за миг до катастрофы, и подкрашенный кипяток бессильно разбивается брызгами об пол. Следом приземляются чашка и блюдце, и белоснежная крошка разлетается далеко за пределы нового моря и оседает на черных ботинках Интегры.

– Серас!! Нет!! – криком пресекает Интегра покаянный порыв своей слуги. – Стоять!

– Простите! Я вас чуть не…

– Это была довоенная чашка!

Одна из трех, чудом переживших штурм особняка и найденных все той же, одержимой спасением ускользающих обрывков прошлого, Серас в разгромленной кухне.

– Настоящий фарфор!

– Простите!!

– Это третья чашка за два месяца!!

– Простите!!

Первую Серас просто раздавила пальцами от волнения, когда впервые подала чай сама. Интегру вполне устраивала дешевая пестрая кружка, прижившаяся на столе и наплодившая на нем уже с десяток темных липковатых кругов, но с отчаянным, почти болезненным желанием подчиненной следовать довоенным традициям спорить она не решалась. Гибель чашки, Серас, конечно, расстроила, но не остановила, и вторая чашка съехала на пол с накренившегося подноса уже через три недели после первой. Третьей повезло немногим больше, чем товаркам – она продержалась дольше двух месяцев: с начала эксперимента Серас уже приобрела некоторую ловкость. И вот…

– Это была последняя чашка!! – продолжает гневно грохотать Интегра. – Последняя довоенная фарфоровая чашка! Дьявол, ты же вампир! И ты без проблем управляешься с оружием и отлично дерешься, а тут как будто…

Расстроенная Серас мнет юбку обеими руками – нормальной правой и угольно-черной, глянцеватой левой. Интегра проглатывает последнее слово и шумно выдыхает, постепенно успокаиваясь.

Она все время забывает, что у Серас, действительно, не совсем две руки. Которые, похоже, так и не пришли к согласию по вопросу, как именно надо подавать чай - почему-то это оказалось куда труднее, чем воевать. Со стороны все это кажется… даже забавным, наверное, так. Но кто знает, каково – это жить в согласии и с собой, и не с собой сразу? «Как оно, Серас?» – хочет спросить Интегра, но выдыхает только хриплое:

– Ладно. Ничего. Не страшно.

– Жалко… – чуть слышно шепчет Серас, глядя на осколки.

– Это просто посуда! Какая разница, старая или новая, – фыркает Интегра, с облегчением понимая, что душераздирающему церемониальному чаю все-таки пришел конец. Конечно, тянущая горечь воспоминаний покинет их еще нескоро, но, быть может, чуть быстрее, если не подпитывать ее каждый день.

– Вы не сердитесь?..

– Нет. Конечно, нет!

От привычного, почти уютного раздражения хозяйки, Серас мгновенно загорается свежим энтузиазмом и кидается к столу:
– Я тогда все уберу сейчас!

Интегра косится на разоренные бумаги, подмокшую пачку сигарет, на новенький, только неделю назад привезенный Пенвудом-младшим, ноутбук, и, понимая, что у ее прощения все-таки есть границы, отвечает, мягко, но решительно:
– Нет. Спасибо. Лучше я сама.


Вечер

– Сегодня у нас дело в Ист-Энде, – говорит Интегра, когда Серас поднимается к ней вечером, – вампир с целым гаремом.

– Вы тоже поедете?

– Конечно, поеду!

– Госпожа Интегра! Вы же обещали! – возмущенно вопит Серас. – В прошлый раз обещали!

– Значит, я соврала, – улыбается Интегра не без чувства превосходства. – И вообще, я не понимаю, что тебя беспокоит?

– Это опасно! Нет уже никакой необходимости так рисковать, ребята теперь отлично справляются сами!

– Это достаточно безопасно для меня. Я неплохо стреляю, знаешь ли.

– И лучше всего – в тире! По мишеням, которые не нападают в ответ.

– Напомнить, что и по вампирам – неплохо? – недобро щурится Интегра.

– У вас один глаз! – решается Серас на предельную бестактность.

– А у тебя одна рука! Ты даже чашку до стола донести не можешь! – рявкает в ответ Интегра и тут же жалеет о сказанном: вид у Серас по-настоящему несчастный.

– Если с вами что-нибудь случится, Хозяин убьет меня, когда вернется!

Интегра опускает глаза и бездумно перелистывает лежащее перед ней дело вампира из Ист-Энда и трех его «жен».

– Пусть для начала вернется. И тогда мы еще посмотрим, кто тут кого убьет, – криво усмехается она, и думает, что если ее кровь заставит его вернуться, то не жалко и пролить немного.

* * *
Когда они подъезжают, темнота внимательно следит за ними из выбитых окон. Квартал пуст уже два года – всех жителей эвакуировали сразу после войны, но Интегру это кажущееся запустение не обманывает. Как ни патрулируй, как ни оцепляй, но мародеры просочатся все равно, а вслед за ними, в поисках крыши над головой и в надежде найти что-нибудь если не ценное, то хотя бы нужное – бродяги, а в конце концов придет и нечисть. Трудно найти охотничьи угодья и убежище лучше: пропавших здесь не будут искать, до живущих здесь никому нет дела. Обычно. Пока они не убивают полицейских, например.

Первый этаж – две вампирши, упырей нет, заложников нет. Работа легкая даже для людей, не то что для Серас. Дальше. Выше. «Еще двое, – произносит Серас одними губами у входа в пустую квартиру на втором этаже, – Но и наверху кто-то есть». «Ричардсон, Гордон, вы здесь, остальные – наверх, – приказывает Интегра. – Если вампиры – не суйтесь».

Серас выбивает ударом ноги дверь и входит внутрь.

«Чего они ждут? – проносится в голове у Интегры. – Что их просто перебьют?» В тот же миг наушник оживает и взрывается криком и выстрелами: «Здесь упыри, мэм! Не меньше двух десятков!!»

Вот, значит, как. Самое время прорываться и спасать свои жалкие шкуры. «Вы тоже наверх! – бросает Интегра двум оставшимся бойцам. – Не выпускайте их и ждите Викторию». Капитан Ричардсон пытается что-то возразить, вероятно, что здесь слишком опасно для нее, но вскипевшая кровь бешено мчится по жилам, и Интегра не дает ему даже рта раскрыть рта, рявкает первой: «Выполнять!!»

Внутри сумрачно, но не темно – свет фар снизу заливается в окна и нагромождение разбитой мебели – импровизированные баррикады - не мешают, а напротив, помогают Интегре. Она ныряет за трехногий стол, осматривается. Серас, засевшая за платяным шкафом с оторванными дверцами, делает страшные глаза при виде хозяйки и беззвучно ругается. Пуля взвизгивает прямо над головой Интегры и на волосы сыплется деревянная труха и щепки. Серас высовывается из-за своего шкафа, отвечая, – и попадает. Из-за наставленных горкой ящиков слышится хрип и испуганное девичье: «Микки!!».

Микки, подумайте только! Вот они, значит, где. Интегра с хищным торжеством наблюдает, как Серас поднимается из своей засады, чтобы завершить правосудие.

Навстречу ей выпрыгивает тощая рыжая девица с пистолетом, ходящим ходуном в тоненьких вытянутых руках, и взвизгивает торжествующе:
– А ну-ка получай, сучка!

Серас нечего бояться, знает Интегра, она даже по привычке не пугается выстрелов, крови и ран и регенерирует мгновенно, но уже видно, что сейчас что-то идет не так: Серас дергается, шипит и, кажется, вот-вот выронит винтовку...

– Сама получай! – громко говорит Интегра, отвлекая внимание на себя, и стреляет, стараясь успеть до того, как молоденькая вампирша осознает всю ценность полицейского пистолета с серебряными пулями в своих руках.


Ночь

Интегре снова сниться раскаленный от огня, переполненный кровью и отчаяньем город и толпы мертвецов, бредущих по улицам. Мертвецы воют – от тоски, боли или голода и тянут, тянут жадные, окровавленные пальцы – к ней. «Это ты, ты сделала с нами», – слышит Интегра и бежит, что есть сил, думая о том, что честнее было бы остановиться, подождать – и принять заслуженную кару.

«Это все я, но если я погибну, то уж точно ничего не сумею исправить», – убеждает она себя – и бежит, бежит, что есть сил по дымным неузнаваемым улицам, то и дело спотыкаясь о лежащие тела и скользя в лужах крови.

В отличие от действительности, во сне ее бегство не безнадежно. Она – пока – быстрее своих преследователей, а дверь, которую она дергает в отчаянье – открыта. Передышка, нужна передышка, стучат в голове тысяча молоточков; Интегра почти взлетает на второй этаж – там тоже открыто: похоже, хозяева выбежали на улицу посмотреть, что происходит и не… Она скрипит зубами и всхлипывает, глядя на остывшее жаркое с картошкой в тарелках и включенный телевизор, помаргивающий ей серой рябью.

Не думать.

Интегра захлопывает дверь, накидывает цепочку и опускает в кресло в темной прихожей. Снаружи из разбитых окон доносятся крики, взрывы, выстрелы, треск пламени – словно из другого мира или какого-нибудь американского фильма про апокалипсис. Ничего, ничего, сейчас ее это не касается, нужно только посидеть тихо, переждать и…

Вернется Алукард, придет Серас, введут войска – она не слишком хорошо представляет, чего именно ждет и на что надеется; у нее еще не было времени об этом подумать. Нет и сейчас: шаги на лестнице звучать четко и близко – и Интегру окатывает ледяным ужасом понимание: она сбежала, но не убежала. Дверь трясется, трещит под ударами, распахивается с грохотом – и зловонное капающее голодной слюной с пустыми черными глазницами рвется внутрь, к ней. «Вот твоя смерть, твоя смерть пришла-а-а!», – поет у Интегры в голове сладенько голосом безумного Майора, когда она отступает, стреляет, промахивается – и воет от отчаянья, потому что драгоценные пули потрачены зря. Ее опрокидывает навзничь, придавливает к полу и цепкие ледяные пальцы выкручивают, сжимают запястье, заставляя выпустить пистолет.

– Да отпустите, отпустите уже! – орет на нее упырь голосом Серас. – Это я!!

Интегра распахивает глаза. Она в своей комнате, на своей кровати – и никаких упырей, по крайней мере, здесь и сейчас.

– Вам снова приснился кошмар, – укоризненно объясняет вампирша и отпускает руки. – И вы снова стреляли. Хорошо, что в меня. А человека бы убили.

Интегра мысленно хвалит себя за предусмотрительность: не зря она еще в прошлый раз отдала распоряжение, что с ночной стрельбой в ее комнате отныне будет разбираться только и исключительно Серас Виктория.

– А ты мне кости чуть не переломала, – упрекает Интегра и, морщась, трет запястья с четкими до синяков отпечатками пальцев. Зажигает ночник и оглядывает поле небывшего боя. Дверь и косяк, конечно, придется менять. Но это хотя бы не окно, как в прошлый раз, а значит, не придется перебираться в другую комнату.

– Кстати, а как ты здесь оказалась? – Интегра достает из верхнего ящика тумбочки сигареты и закуривает, надеясь, что хотя бы это уймет дрожь в руках.

– Вы кричали, а я услышала, – отвечает Серас, но смотрит не на нее, а куда-то в сторону. Врет.

– Но я не кричала, – вспоминает Интегра. – По крайней мере, не так сильно, чтобы слышал весь особняк.

– Просто почувствовала, – признается Серас, – Почувствовала, что с вами что-то не так.
– Почувствовала? Как это?

Она пожимает плечом и улыбается:
– Как-то. Не знаю. А что вам снилось?

Интегра не хочет рассказывать – на словах сон дурацкий, и не очень-то страшный, наяву они переживали и похуже. Она снова вытягивается на кровати и, пуская пыль в потолок, спрашивает вместо ответа:
– А вампирам снятся кошмары?

Выражение обычной беззаботности застывает на лице вампирши, словно маска.

– Неа, – снова лжет она. – Не сняться.

Серас набирает пост охраны и все так же спокойно и доброжелательно сообщает, что да, все в порядке, нет, не нападение, все живы и здоровы, ложная тревога, спокойной ночи им, а веселой ей, еще раз спасибо и отбой.

Говорить и спрашивать больше не о чем, а значит, Серас сейчас пожелает ей спокойной ночи и уйдет, но та присаживается на край кровати и, бросив, быстрый, внимательный взгляд на хозяйку, вытягивается рядом. Интегра приподнимает брови, демонстрируя сдержанное возмущение такой фамильярностью, но потом чуть сдвигается к раю, давая Серас больше места.

– Я побуду с вами, ладно? Пока вы не уснете?

Интегра усмехается: к чему задавать вопрос, когда ответ уже очевиден.

– Оставайся, – соглашается она и напоминает со смешком: – Тем более ты уже осталась, – тушит сигарету в пепельнице и гасит ночник. Угольная беззвучная темнота обнимает их, и сон накатывает неумолимо, как пенные волны прибоя.

– Так что вам снилось-то? – снова тихо напоминает Серас.

Лежа в темноте, Интегра перебирает все: одиночество, упыри, гибель Лондона, смертельная опасность... И наконец, находит:
– Мне снилось, что я одна. И что я сдалась.


Утро

Шторы задернуты так плотно, что Интегра не может понять: еще слишком рано или уже слишком поздно. Это работа Серас, наверняка: рассветы ей не слишком-то нравятся теперь. Значит, она оставалась здесь до утра, стерегла сон хозяйки от новых кошмаров. Интегра вздыхает, утыкаясь взглядом в разбитый пулями и щерящийся щепками косяк: с этими снами все-таки нужно что-то делать.

Она встает с кровати, накидывает бесформенный клетчатый халат, каждое утро примиряющий ее с прохладой комнаты, сует в бездонные карманы сигареты и зажигалку. Закуривая впервые за день, раздергивает шторы: за окном яркое чистое не по-осеннему небо. Все-таки проспала. Чертова Серас! Неужели так трудно было разбудить перед уходом? Глупо, конечно, обижаться на воплощенный хаос и призывать к его порядку, особенно когда этот хаос полночи провел у ее постели. С привязанностями в отличие от порядка у хаоса все в порядке, улыбается Интегра и – какой уж смысл притворяться перед самой собой? – ее это полностью устраивает.

Все еще улыбаясь, она толкает дверь в ванную - и застывает на пороге. Серас, совершенно голая, стоит к ней спиной во влажном пару и хлопьях густой белой пены, запрокинув голову, словно подставляя шею и роскошную грудь, которую завистливый взгляд Интегры, к счастью, не видит... Кому? За секунду до того, как она все-таки понимает, черная тень поднимается над круглым розовым плечом вампирши и подмигивает остолбеневшей Интегре единственным зеленым и очень наглым глазом.

Серас мычит что-то недовольное, и тени в ответ обтекают ее тело, клубятся, меняют форму, превращаются в дымные руки, и Интегра зажмурившись, наконец-то вываливается из ванной, напоследок спотыкаясь об порог.

«Ой!» – доносится из-за двери. Интегра падает на кровать, снова курит и слушает, кажется, бесконечный плеск. «Ты не просидишь там весь день! Выходи!» – хочет уже крикнуть она, как дверь наконец распахивается.

– Простите! – выпаливает красная как рак Серас. – Я думала, еще рано и вы...

Интегра тыкает сигаретой в залитое солнцем окно:
– Тогда у тебя что-то со временем. Или ты подзадержалась.

Серас краснеет еще больше, хотя, кажется, больше уже некуда.

– Тебе что, негде помыться? – фыркает Интегра. – Разве вампирам вообще нужно мыться?!

– Нет, не нужно, – отвечает Серас, – хотя я очень люблю. А ванна только у вас... – она умоляюще вглядывается в строгое лицо хозяйки и морщит нос, будто готовясь заплакать. – Я аккуратно, вы бы даже не заметили!

Что-то в последней фразе настораживает Интегру: она даже приподнимается на локтях:
– То есть, это уже не в первый раз?

Серас снова краснеет и смотрит в пол.

– Мне всегда казалось, – мрачно цедит Интегра, – что у вампиров проблемы с водой.

– Только с проточной, – с готовностью объясняет Серас. – А я наливаю ванну и только потом... А вот в душевой мне как раз не очень нравится.

Интегра что есть силы прикусывает сигарету, стараясь не рассмеяться. Какая чистоплотная у нее вампирша, ну надо же!

– Ну что ж, по крайней мере, это экономно. Я что-нибудь придумаю с ванной, - обещает она и тут же добавляет с уже бесполезной строгостью: - А ты прекратишь тратить мою пену!

– Слушаюсь, мэээм!! – щелкает каблуками Серас с видимым облегчением и смеется. – Мне можно идти?

– Подожди, – решается Интегра, – я хотела спросить. Он же, – она кивает на черную руку, – постоянно с тобой, все... видит, знает, о чем ты думаешь. Наверное, это, она запинается, подыскивая нужное слово, – ...неудобно?

«Как раз иногда очень даже удобно! Ты же видела!» – добавляет ехидный внутренний голос.

– Ну, да, – признается Серас. – Сначала было непривычно. Особенно мыться. Ну и там... одеваться, например. Но теперь я привыкла и мы... неплохо ладим, – лучезарно улыбается вампирша и Интегра чувствует, как горькая зависть берет в тиски сердце.

– По крайней мере, это твоя рука, – вздыхает она. – Она всегда с тобой и от нее знаешь, чего ожидать. Не то, что глаза на потолке.

– Глаза?! – изумляется Серас. – Какие глаза?

На сей раз краснеет уже Интегра.

– Да так. Неважно, – хмурится она, чувствуя, что сболтнула лишнего. – Хватит уже разговоров, дела не ждут.

– Так я пойду?

– Да. Иди, – Интегра колеблется между «Спокойной ночью» и «Добрым утром» и выбирает: – Спокойного дня! – добавляя про себя: «И мне. И всем нам тоже».

@темы: завершено, мини, организация Хеллсинг, фики, джен, PG-13

---

Арт для Rendomski

[Махнёмся не глядя]

Текст заявки

- Иллюстрация к первой части фанфика «Час перед рассветом».
Хайнкель-вервольф или любой из прочих Искариотов в антураже хеллсинговцев.

Автор:  Yachaku
Название: Domini lupa
Герои: Хайнкель Вольф
Рейтинг: G

@темы: арт, организация Искариот, джен, AU, G

---

Арт для bulldozzerr

[Махнёмся не глядя]

Текст заявки

- арт Уолтер/Интегра, только бытовое, не НЦешное, такое чтобы нежность и забота.

Автор:  yahinata_97
Герои: Интегра Хеллсинг, Уолтер Дорнез
Рейтинг: G

@темы: арт, организация Хеллсинг, джен, G

---

Фик для yahinata_97

[Махнёмся не глядя]

текст заявки

- Алукард/Интегра. Преодолевать какой-нибудь страх маленькой хозяйки, к примеру боязнь высоты или темноты. Акцент на том, что Алукард ведет себя не нахально, а очень даже... терпеливо и по-отцовски. А также хотелось бы, чтобы Алукард сравнивал Интегру с маленьким Артуром и находил их общий страх.

Автор:  Rendomski
Название: Две истории о бабочках
Герои: Алукард, Интегра, Артур, Абрахам.
Категория: джен
Рейтинг: G
Жанр: флафф
Размер: мини
Предупреждения: флафф, возможный ООС.
Примечания автора: прошу прощения у заказчика, но совсем уж «не нахально, а терпеливо и по-отцовски» не получилось . Также в фике обыграна фраза из одной фэндомной дискуссии «это было бы также нелепо, как если бы Алукард превращался не в многоножек, а в бабочек» (цитата приблизительная).

читать фик

— Закрой окно, а то сейчас этих тварей поналетит.
Алукард ушам своим не поверил. Спокойная аккуратная девочка большую часть времени была совершенно не похожа на Артура — тем неожиданнее оказывались мелькавшие в манерах и речи Интегры характерные отцовские жесты и выражения.
— Неужто Артур на склоне лет снова начал бояться бабочек? — спросил Алукард при случае у Уолтера. Но тот недоумённо пожал плечами:
— Нет. Не замечал, вроде бы.
Такого неустрашимого и изобретательного на проделки сорванца, как юный Артур Джонатан Джон Куинси Хеллсинг, было ещё поискать. В гостей, которые ему не нравились, он тыкал столовым серебром или находил способ облить их святой водой в надежде изобличить втёршихся отцу в доверие вампиров. Стащенным из отцовского кабинета черепом он пугал горничных, и те сердито выкрикивали хихикающему Артуру вслед: «Вот чертёнок!» — забывая при этом осмотреться, не стоит ли вблизи строгая леди или благочестивый профессор. Впрочем, Абрахам, если до его слуха и доносилась нелестная реакция на проделки его сына, только укоризненно качал головой и, пользуясь лишним напоминанием, проверял, надёжно ли укрыта от любопытных детских глаз настоящая нечистая сила: заперта ли дверь камеры на замок, а не только на задвижку, бдительно ли охрана следит, чтобы юркий, как ртуть, мальчишка не шмыгнул в подвал. На самого Алукарда Абрахам навесил строжайший запрет: не приближаться к членам семьи и не проникать в их сознание. Алукард в ответ заметил, что запрет этот дублировал приказ вести себя так к людям в целом, и не преминул поддразнить тут же вспылившего Абрахама, что тот, перестраховываясь, выдаёт своё уязвимое место.
Но однажды резкий испуганный приказ Абрахама не только мгновенно выдернул Алукарда из глубокого дневного сна, но и приволок в библиотеку вопреки всем запретам. Абрахам в панике озирался по сторонам, пытаясь понять, за каким шкафом кроется угроза. Посреди библиотеки стоял сын Абрахама, и стёкла, казалось, ещё звенели от угасающего испуганного вопля.
«Сейчас завопит снова, — удовлетворённо подумал Алукард, когда мальчишка остановил взгляд на нём. Но тот, видя, что отца появление шагнувшего из стены высокого незнакомца только успокоило, ни шелохнулся. Разве что покосился на ближайший декоративный серебряный канделябр. Что бы ни напугало юного Артура, оно, с недоумением и лёгкой досадой понял Алукард, оказалось пострашнее вампира во плоти.
— В чём дело, mijn zoon?
Дело, как выяснилось, было в раскрытой книге, в литографии на весь разворот, изображавшей уродливую мохнатую морду с неестественно закрученными бивнями и длинными рогами, с холодным чужим выражением глядящую на читателя выпуклыми фасетчатыми глазами.
— Нашёл, чего испугаться, Артур. Это же бабочка! Просто бабочка под сильным увеличением.
Мягко-насмешливое объяснение было призвано развеять нелепый страх. Однако уже тогда Артур отличался непредсказуемостью. Вместо того, чтобы утешиться, он надолго обзавёлся страхом перед бабочками. И даже в университетские годы душными летними вечерами Артур нередко, несмотря на протесты приятелей, с напускным пренебрежением отдавал слуге указание: «Закрой окно, а то сейчас этих тварей поналетит».
Получается, Интегра Хеллсинг так или иначе унаследовала курьёзную фобию отца. Вернее, в случае Артура Алукард находил эту фобию курьёзной. А вот фобия Интегры посеяла колючее семечко беспокойства. Девочка же. Конечно, уж кому, а Алукарду было известно, что отдельные женщины отвагой и выдержкой не уступают мужчинам. Да и сама Интегра красноречиво продемонстрировала характер во время первой их встречи. Но тем более нелепо будет, если в один злосчастный день, в засаде, скажем, на очередного вампира, натянутые до предела нервы заставят леди Интегру Хеллсинг взвизгнуть от неожиданности, когда на неё сядет безобидный мотылёк. Эмоциональности ей всё-таки тоже не занимать.
Нет, решил Алукард, запускать этот пустяковый, на первый взгляд, страх нельзя.
— Разве не смешно, хозяйка, бояться каких-то бабочек? — спросил он риторически, ухмыляясь в подтверждение своих слов, когда Интегра в очередной раз попросила вечером закрыть окно.
— Я не боюсь!
Возражение вышло чересчур резким. Устыдившись, Интегра добавила недовольно:
— Просто не люблю. Ну, выключаешь, например, вечером свет, а по обоям ползает что-то тёмное. Или шебуршится в лампе. А ещё в абажуре от них мусора полно.
— На мусор надо указывать горничным.
Нахмурившись, Интегра буркнула под нос что-то вроде «не до того...» Никак, похоже, не могла свыкнуться с мыслью, что помимо прочих обязанностей она ещё и в доме хозяйка.
— Или я могу передать. Или Уолтер, так даже грознее. А ещё, — вместе с воспоминаниями о злосчастных бабочках нахлынули и другие. Алукард азартно сверкнул глазами, — на древко швабры можно нахлобучить череп...
Из рабочей комнаты Интегры он, хохоча, удирал под крики: «Сдурел? Я тебе, что, совсем дитя малое?..»
Вопрос о бабочках, однако, так и оставался нерешённым. Интегра злилась и наотрез отказывалась обсуждать тему. Прочие ползающие и летающие создания, включая скопище многоножек, в которое изредка превращался Алукард, её ни капли не смущали. Когда вместо знакомого долговязого вампира в подвале она заставала расползшихся по стенам и потолку многоножек, каждая — с её ладонь длиной, Интегра только закатывала глаза, брезгливо сбрасывала тварей, которые запутывались в её волосах или пытались заползти за шиворот, и, попрекая Алукарда «ребячеством», заводила разговор о деле, приведшем её в подвал. Например, пополняла список выуженных из дневников деда запретов и указаний приказом: «И не смей пугать прислугу черепом». Боязнь невинных насекомых, приводящих прочих девочек в восторг, на фоне этой невозмутимости представала ещё более абсурдной. Алукард всерьёз подумывал научиться превращаться вместо многоножек или летучих мышей в облако бабочек.
— Тебе точно не попадалось никаких страшных картинок с бабочками? — не единожды уточнял Алукард. А затем его осенило.
Пожалуй, самому превращаться в бабочек пока что не стоило.
Для верности Алукард добыл ту самую книгу по естественной истории, сыгравшую причудливую роль в жизни его прежнего хозяина. Антикварный многотомник нашёлся на самой верхней полке одного из шкафов в библиотеке. Алукард сдул тонкий слой пыли с пожелтевшего корешка и подметил, что горничные, правда, нуждаются в твёрдой руке. Надо хотя бы Уолтеру намекнуть, что когда уборка входила в его обязанности, такого безобразия в библиотеке не водилось.
После обеда Интегра, подперев щёку рукой, со усталым видом пялилась в какой-то учебник. Алукард положил поверх него раскрытый на нужной странице том естественной истории, для драматичности добавив хулиганское: «Бу!».
— Это что ещё?
— Это бабочка. Бабочка под сильным увеличением.
Наморщив нос, Интегра пару минут внимательно разглядывала жутковатую морду с выпученными глазами и многочисленными отростками.
— О! — вырвалось у неё вдруг. — О! — повторила Интегра с ноткой торжества. — Всё-таки не просто так они мне не нравятся.
Отсутствие ожидаемого потрясения Алукарда разочаровывало и озадачивало — пока он не заметил, что закрывать на ночь окно Интегра просить перестала. А днём он не поленился проснуться и украдкой подслушать из тени, как Интегра вежливо, хотя и строго распекает нерадивую горничную.
Люди оставались странными существами даже пятьсот лет спустя. Что не могло не радовать.

@темы: завершено, мини, организация Хеллсинг, фики, джен, G

---

Арт для Seras-chan

[Махнёмся не глядя]

Текст заявки

- арт Интегра/( | )Серас. Что-нибудь эмоциональное, можно с кровью. Можно иллюстрацию к фику: «Ещё одна ночь»

Автор:  Дедушка мой, Зигмунд!
Герои: Интегра Хеллсинг, Серас Виктория
Рейтинг: PG

---

Напоминание

[Махнёмся не глядя]

Дорогие участники фикатона!

Большое спасибо тем, кто уже прислал свои работы на u-mail или по адресу [email protected], и напоминаем остальным, что ждём ваших работ до вечера 5 января, воскресенья.

Если у вас не получается прислать работу вовремя, пожалуйста, напишите организаторам «Махнёмся не глядя» на u-mail.

@темы: администраторское

---

Рождественское

[Махнёмся не глядя]

Администрация фикатона «Махнёмся не глядя» поздравляет католическую и протестантскую часть фэндома с Рождеством!

И всем участникам напоминает, что ждёт их работ в течение двенадцати рождественских ночей, то есть дней до 5 января включительно

@темы: администраторское

---

Новогодний Хеллсинг-фикатон

[Махнёмся не глядя]

Мы ещё почти 12 часов с нетерпением ждём ваших заявок!

Дорогие друзья!

С радостью объявляем вам о третьем круге новогоднего Хеллсинг-фикатона «Махнёмся не глядя»!

Все мы любим сюрпризы. А многие любят их и устраивать. А кто-то любит угадывать, что за таинственный незнакомец одарил его в праздничный вечер.

Вы дарите фик (арт, клип) — кто-то дарит фик (арт, клип) вам. Вы не знаете своего дарителя и сами остаётесь неузнанным до дня выкладки.
Загадка? Естественно. Авантюра? Конечно же. Риск? Куда же без него. "Махнёмся не глядя!" — вот наш девиз.

Ждём наших прежних участников и читателей, а также новичков, желающих попробовать свои силы.

Образец заявки на участие:

1. Ваш ник и предпочтительный способ связи: e-mail (указать) или u-mail (для зарегистрированных на diary.ru пользователей);
2. Ссылка на ваши работы (если есть);
3. Что вы хотели бы получить в подарок (пейринг, рейтинг, жанр, авторский фик/перевод/рисунок/коллаж/клип и т. д.). Просьба присылать не менее трёх пожеланий включительно;
4. Что вы можете написать/перевести/нарисовать и т.д.;
5. Есть ли у вас особые пожелания, которые следует учитывать при распределении заявок? (Ваш любимый или нелюбимый персонаж, неприемлемые пейринги/рейтинги/ситуации и т. д.)
6. Укажите, готовы ли вы при необходимости выполнить больше одной заявки.

Правила

Пейринги и жанры не ограничены. Можно заказывать гет, джен, слэш, фемслэш, мультипейринг и проч.; учитывая специфику нашего фэндома, допустимо заказывать зоофилию, некрофилию и т. п., но заявки и исполнения, идущие вразрез с правилами ресурса «Дайри.ру», мы будем вынуждены отклонить.

При составлении заявки допустимо указание героев или пейринга, рейтинга, типа и жанра, краткое описание сюжета. С учётом короткого срока проведения фикатона, нежелательны сюжеты, заранее предполагающие исполнение объёмом миди или макси. Также не расписывайте сюжет чересчур подробно, оставьте место и авторской фантазии.

Работы, участвующие в фикатоне, не должны ранее выкладываться в архивах, дневниках и на форумах. На время проведения фикатона не допускается публикация работ на каких-либо других ресурсах кроме сообщества «Хеллсинг-фикатон». Если вы хотите сообщить друзьям о своей работе, просто дайте на неё ссылку после того, как она будет опубликована в сообществе. До публикации работ разглашать заявку человека, которого вы одариваете, запрещается, а также не следует публиковать в открытом доступе свою заявку.

Минимальный размер фика и перевода (число знаков считается в оригинальном тексте) — 3 000 знаков, ограничений по максимальному размеру нет. Максимально допустимый рейтинг фикатонных работ — NC-17.

Администрация оставляет за собой право не допустить до участия в фикатоне авторов откровенно трэшевых, глумливых и издевательских заявок. Большой брат следит за вами ; )

Участие фанартеров и клипмейкеров в фикатоне приветствуется. Администрация по договоренности с заказчиком постарается подобрать вам заявку, даже если изначально в заказах превалировали текстовые работы.

Убедительная просьба при написании заявки здраво оценивать возможности и желания потенциальных исполнителей, а также не просить технически невыполнимого и не увлекаться исключительно экзотическими пейрингами и так называемыми «кинковыми» ситуациями (например, исполнителей высокорейтинговой заявки «darkУолтер/авианосец/Рип ван Винкль, изнасилование» может и не найтись). Обязательным условием составления заявки на участие является наличие нескольких пожеланий в пунктах 3 и 4. Минимальное количество пожеланий — три; максимальное — десять.

Присылайте ваши заявки на u-mail сообщества или по адресу [email protected] с пометкой «Фикатон».

Пример заявки:

1. Гроб на колёсиках, [email protected]
2. (ссылка на профиль в архиве или на фики в дневнике)
3. хочу:
- мини-фик по этому арту, гет, романс, низкий рейтинг;
- или фик (можно перевод), джен, битва в Лондоне, альтернативное окончание, высокий рейтинг;
- или клип Ганс/Серас, AU, романс, драма, на песню «Батарейка» группы «Жуки».
4. могу:
- арт с любым персонажем организации Хеллсинг или Миллениум;
- мини-фик, не ангст, не смерть персонажа, рейтинг любой.
5. Предпочтительные персонажи — члены организации Хеллсинг; могу проиллюстрировать фик по чьей-нибудь заявке.
6. Да, могу написать больше одного мини-фика.

Прием заявок производится с 18 ноября по 26 ноября включительно. Заявки будут распределены и разосланы по адресатам не позднее 30 ноября. Готовую работу следует прислать на u-mail сообщества или по адресу [email protected] не позднее 5 января. Выкладка работ (сразу с указанием авторства и ника заказчика) производится организаторами фикатона начиная с 6 января.

Наши баннеры:

код для вставки

<div align="center"><a href="http://www.diary.ru/~mahnemsya/" target="_blank"><img src="http://3.firepic.org/3/images/2013-11/18/b8lq7851ihxv.png" /></a></div>

код для вставки

<div align="center"><a href="http://www.diary.ru/~mahnemsya/" target="_blank"><img src="http://3.firepic.org/3/images/2013-11/18/xpytyh4usau0.png" /></a></div>

код для вставки

<div align="center"><a href="http://www.diary.ru/~mahnemsya/" target="_blank"><img src="http://s013.radikal.ru/i324/1011/93/61eb98649305.jpg" /></a></div>

запись создана: 13.11.2011 в 19:29

@темы: администраторское, 2014

---

[Махнёмся не глядя]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Завершение основного круга фикатона

[Махнёмся не глядя]

Дорогие друзья!

С радостью объявляем вам о завершении второго круга Новогоднего Хеллсинг-фикатона!
Благодарим всех участников за замечательные талантливые работы и всех читателей за тёплый отклик
Также напоминаем, что хоть все заявки фикатона и выполнены, в течение недели, начиная с сегодняшнего дня, вы можете сделать подарок фикатону в виде драббла, фика, арта, комикса или клипа, а также одарить одного или нескольких участников. Мы с радостью выложим ваши работы.

Апдейт:

Напоминаем, что фикатон завершён, и работы теперь можно публиковать на своих дневниках и посторонних ресурсах

Спасибо всем ещё раз!

Радостная и не прощающаяся администрация.

запись создана: 10.01.2012 в 18:18

@темы: администраторское, 2012

---

Список выложенных работ (в порядке публикации) 2012

[Махнёмся не глядя]

Двойной арт для Rendomski, Артур, Айлендс, Пенвуд, Уолтер, G; Уолтер, Интегра, G, автор ~Фортунатто~, по заявке Rendomski.

"Клинч", Алукард/Интегра/Уолтер, Серас, NC-17, миди, в процессе, автор Rendomski, по заявке Levian.

"Гвоздь", Алукард/Андерсон, PG-13, автор Red_TABUretka, по заявке [L]прекратите придуриваться, Зигмунд.[/L]

Комикс "Гениальная идея Интегры Хеллсинг ", Интегра, Алукард, Уолтер, Серас, Пип, дух Рождества, G, автор Морана С., по заявке Шро.

Комикс для Морана С., Интегра, Алукард (Герликард), Уолтер, G, автор [L]прекратите придуриваться, Зигмунд.[/L], по заявке Морана С.

"Тысяча бумажных журавликов", Интегра, Серас, Пип, PG-13, автор Seras-chan, по заявке -Dolphin-.

Драбблы для Seras-chan: "Званый ужин", Интегра, Алукард, G; "На руинах Лондона", Интегра, Серас, PG, автор PostScriptum357, по заявке Seras-chan.

Арт-иллюстрация для /Melissa/, Андерсон/Бернадотте, PG-13, автор [L]Bertha1802[/L], по заявке /Melissa/.

Арт для ~Фортунатто~, Люк Валентайн/Рип ван Винкль, G, автор wolverrain, по заявке ~Фортунатто~.

"Рождество", Интегра, Серас, НМП, PG-13, автор another_voice, по заявке wolverrain.

Арт для Red_TABUretka, Уолтер, Герликард, G, автор ~Фортунатто~, по заявке Red_TABUretka.

"Не бойся", Пип/Серас, PG-13, автор /Melissa/, по заявке another_voice.

"Make me wanna die", Артур/Алукард, Артур/Уолтер, R, автор Levian, по заявке [L]Bertha1802[/L].

"Ее глазами", Пип/Серас, R, автор Seras-chan, по заявке PostScriptum357.

запись создана: 03.01.2012 в 15:00

@темы: администраторское, 2012, списки работ

---

Фик для PostScriptum357

[Махнёмся не глядя]

Администрация горячо благодарит замечательного человека и автора  Seras-chan за готовность прийти на помощь!
Мы сожалеем о вынужденной замене первого исполнителя, у которого по техническим причинам не получилось в полной мере поучаствовать в фикатоне, и ещё раз говорим спасибо  Seras-chan, благодаря которой заказчик не остался без подарка!

Текст заявки

- Пип/Серас, любая тема, флафф

Название: Ее глазами
Автор:  Seras-chan
Персонажи: Пип/Серас
Жанр: флафф, юмор, эротика
Рейтинг: R
Размер: Драббл

Читать фик

Пип с самого начала удивлялся тому, что в комнате Серас висит зеркало.

Прежде всего, зачем оно вампирше, если любой недостаток собственной внешности — ну, там, покрасневшие глаза (или нет, это скорее говорит о недавнем сытном обеде), испортившуюся прическу (впрочем, живописный беспорядок растрепанных светлых прядей едва ли можно нарушить чем-нибудь, кроме расчески), испачканную одежду или вскочивший прыщик (черт, это уже совсем ерунда какая-то) она может легко поправить одним усилием воли? Ну, а кроме того, вампиры, если верить всем этим легендам, в зеркалах вообще не отражаются. По рассказам Брэма, мать его, Стокера. Потому что у них нет души — эй, девчушка, у тебя есть душа? Впрочем, до расспросов дело дойти не успевает: Серас мимоходом бросает взгляд в зеркало, и Пип получает наглядное опровержение легенд. Почему-то это вызывает сладкое предвкушение.

Когда после победы их жизнь в конце концов возвращается в более или менее привычное русло, Виктория, мысленно извиняясь непонятно перед кем за пустую трату времени (смешная!), решает украдкой пробраться в душ.

Явно по старой привычке она задумчиво бродит по комнате, отыскивая полотенце, чистый комплект формы и белье, потом снимает рубашку, юбку и лифчик; остановившись перед зеркалом, барабанит пальцами по стеклу…

Пип присвистывает, не сдержав восхищения.

«Шикарные сиськи».

— Я все слышу!!! — вскрик едва не оглушает его и почему-то заодно ослепляет — до Бернадотте не сразу доходит, что девочка просто накрепко зажмурилась. Ее горячее смущение как будто обжигает — больно и невыносимо приятно одновременно. Пожалуй, ему нравится это чувство.

— Маленькая, ну чем ты недовольна, сижу тихо, наружу не вылезаю, — уговаривает он Серас, надеясь успокоить. Хрень какая, никаких личных мыслей, одни общие. — В другой раз буду потише думать, только и всего.

Хотя, признаться, вылезти наружу он был бы очень не прочь, но пока что Серас выпускала его только во время битвы несколько раз, и то не полностью. Впрочем, это не помешало ему однажды ущипнуть ее за попку — и смыться обратно прежде, чем Виктория успела осознать произошедшее и отвесить ему оплеуху или хотя бы возмутиться.

— Сколько можно уже, капитан, — голос девчушки звенит слезами. — В конце концов, это грубо…

— Просто ты очень красивая.

Серас (от неожиданности, что ли?) вновь открывает глаза — и таращится в зеркало, медленно пунцовея. Пользуясь случаем, Пип беззастенчиво разглядывает идеальной формы тяжелые груди, которые так и хочется взвесить в ладонях, осторожно сжать, а потом пощекотать шершавыми пальцами нежно-розовые соски — говорят, что большая грудь менее чувствительна к ласкам, но Пип встречал немало исключений из этого правила; интересно было бы проверить, насколько чувствительной окажется его девочка…

Двигаясь медленно, как во сне, Серас открывает дверцу шкафа, достает купальный халатик, натягивает рывком, так что тот трещит по швам, и запахивается поплотнее. Взгляду Бернадотте — взгляду Серас, все еще направленному в зеркало — теперь почти не остается обнаженной кожи, но зато в глаза бросается обычно полускрытый воротником двойной шрам — след от клыков мистера Алукарда, чужая отметина на его девочке, прямо на нежной шее. Впрочем, он готов целовать даже эти следы, а может быть, и сам когда-нибудь попробует укусить ровно туда же, в самое чувствительное место — чтобы попытаться утвердить собственное право на нее.

— Пожалуйста, — просит между тем Серас. — Я хочу принять душ. Пожалуйста, не надо больше никаких замечаний.

— Как скажешь, маленькая.

Наверное, следовало бы полушутливо поинтересоваться, почему она так долго позволяла ему любоваться ею — или сама надеялась увидеть что-нибудь новое? Однако Пип лишь ухмыляется и закуривает. Собственное возбуждение отвлекает его от происходящего, но только до тех пор, пока Серас, раздевшись, не влезает под душ. Она явно старается не смотреть на свое тело — это было бы смешно, если бы не было так досадно. Впрочем, он все равно улавливает отголоски ощущений, когда девчушка яростно трет себя губкой или мыльной рукой скользит между ног…

— Пип, ты… вы нарочно? — шепчет она вдруг, привалившись к стене.

Нет, он не нарочно. Просто у него уже стояк разрывает штаны. И Серас, похоже, тоже завелась, судя по тому, как горит ее кожа, как подгибаются коленки и учащается дыхание. Кутаясь в полотенце, она выбирается из ванны — а Пип кладет ладонь на свой пах, проводит рукой, и тогда девочка охает, опускаясь на корточки. Струя из упавшего душа брызжет ей в лицо, Серас закрывает глаза — Пип закрывает глаза — и через мгновенное ощущение отсутствия собственного «я» выскальзывает наружу. Ого, он уже успел забыть, каково это…

Ну, на самом деле, ничего особенного.

Его девчушка с неуверенной улыбкой смотрит на него, потирая левое плечо — вместо руки или крыла у нее сейчас только пучок черных лохмотьев, трепещущих в воздухе.

— Больно? — первым делом интересуется Пип.

— Да нет, — секунду она медлит с ответом, размышляя. — Терпимо. Наверное, я могла бы даже оставить руку на месте…

— Потом попробуешь, — он нетерпеливо перебивает Серас и притягивает к себе, зарывается лицом в мокрые волосы, вдыхает ее запах — запах шампуня, пороха и крови.

@темы: завершено, мини, организация Хеллсинг, гет, фики, R

---

Фик для Bertha1802

[Махнёмся не глядя]

Текст заявки

- авторский фик: пейринг Артур Хеллсинг/молодой Уолтер, жанр - слэш, рейтинг - NC-17
- авторский фик: пейринг Алукард/молодой Уолтер, жанр - слэш, рейтинг - NC-17

Название: Make me wanna die
Автор:  Levian
Пейринг: Артур Хеллсинг/Алукард (Ледикард), Артур Хеллсинг/Уолтер (юст)
Рейтинг: R
Тип: слэш, псевдослэш, преслэш
Жанр: драма, AU, пвп
Размер: мини
Дисклеймер: Все права на персонажей в том виде, в котором те существуют, принадлежат Коте Хирано.
Предупреждение: авторский фанон, неточное соответствие заявкам (автор очень извиняется)
Примечание: перевод названия — «Сделай так, чтобы я захотел умереть».

«Люди подобны витражным окнам.
Они сверкают и сияют, когда светит солнце, но, когда воцаряется тьма, их истинная красота открывается лишь благодаря свету, идущему изнутри».
Элизабет Кюблер-Росс.

Читать фик

Полдень. Солнце над поместьем Хеллсингов яркое, как никогда на памяти Уолтера, а небо — ослепительно синее и высокое до головокружения. Он останавливается и запрокидывает голову, чтобы всего несколько секунд посмотреть в его колдовскую глубину, а получается так, что он замирает до боли в глазах и шее, пока золото и лазурь не начинают темнеть, словно бы небо — не небо, а море, и из толщи воды поднимается первобытная страшная тьма. Тогда Уолтер уходит под навес портика, невольно раздумывая о том, что никогда ещё сама природа вокруг так ясно не показывала, что под наносным спокойствием в организации Хеллсинг растёт и сгущается мрак.

Впрочем, Уолтеру всего шестнадцать и «никогда» для него — срок фиктивный; он сам это осознаёт, и единственное, что может с этим поделать — состроить хорошую мину при плохой игре. Сделать вид, что в юном теле заключён дух человека сильного и умудрённого опытом. Силы у него и правда хоть отбавляй, опыта же… хочется верить, что он доживёт до момента, когда её действительно будет достаточно, чтобы не спасовать перед грядущими слабостями. Правда в собственных страхах Уолтер может признаваться только самому себе, перед посторонними же он готов зубами и когтями отстаивать право на самостоятельность.

Хотя чем дольше Уолтер живёт (а в организации Хеллсинг это показатель немаловажный), тем сильнее подозревает, что чаяния и намерения тем надёжнее, чем скрытее. Теперь, когда всё старое словно смешалось в комок и покатилось под откос, сметённое хаосом последних событий, спокойствие — лучшее, что можно использовать, чтобы скрыть, что сам Уолтер в сущности не знает, как быть и что делать. Тогда все вокруг будут продолжать верить, что есть хоть что-то надёжное и незыблемое.

Если бы ещё кому-то было дело до его ложной непоколебимости.

Всё возвращается к тому же, с чего началось — к хорошей мине при плохой игре.

Когда он инспектирует бутылки в кабинетном баре, заменяя те, в которых жидкости осталось меньше половины, на полные, входит сэр Айлендс. Он некоторое время наблюдает за работой Уолтера, словно бы и его тоже успокаивает видимость рутины и обманное очарование богатого и старинного поместья. Год прошёл после окончания войны, а на окнах будто бы ещё висят незримые призраки чёрных маскировочных штор и в коридорах слышится хриплый озорной звон от столкновения жестяных кружек. Кое-что из серебряной посуды тогда убрали в подвал, кое-что, стыдно сказать, пришлось пустить на пули, а фарфор и хрусталь и вовсе пять с лишним лет пролежали чуть ли не похороненными.

Но, судя по лицу Айлендса, думает он вовсе не о том же, что и Уолтер, нет, у него свои способы отрешиться от происходящего. А может, он и не собирается прятать голову в песок и делать вид, что в Хеллсинге ничего не произошло, и это слегка… злит.

— Когда ты понесёшь Артуру обед? — отрывисто спрашивает он.

— После заката, сэр Айлендс. — Уолтер делает паузу. Бутылка скользит в его руке, и приходится поддержать её под толстое холодное донышко. Пауза длится дольше, чем хотелось бы, и следующие слова он почти выпаливает и почти против воли: — Как всегда.

— Подожди полчаса. Сначала я хочу с ним поговорить.

— Осмелюсь заметить, сэр Айлендс, это неразумно.

— Ты сомневаешься в Артуре?

Что Уолтер не любит в Айлендсе — командный тон, исполненный спокойного достоинства, которому почти против воли приходится повиноваться. Почему-то это одновременно и восхищает, и вызывает тихий упрямый протест.

— Нисколько, сэр Айлендс. Но для вашей безопасности будет лучше, если вы посетите сэра Артура после того, как он пообедает.

— Всё настолько плохо?

Уолтер отставляет последнюю бутылку — единственное оправдание тому, что он всё это время стоял к Айлендсу спиной — выпрямляется и поворачивается.

— Не знаю. Не думаю. Но лучше, если вы не станете зря рисковать.

Айлендс коротко и зло улыбается — улыбка человека, который знает, на что идёт, и предвкушает эту встречу.

— Я могу о себе позаботиться.

— Не сомневаюсь, сэр. Но если с сэром Хеллсингом что-нибудь случится…

— Подстрахуешь меня от непредвиденных случаев. — Улыбка Айлендса пропадает, и Уолтер понимает, что тот всё это время находился едва ли не в большем напряжении, чем он сам. Такой выдержке можно только позавидовать, и, если бы Уолтер только мог, то обхватил её нитями и отрезал кусочек для себя. Не украл, нет, просто позаимствовал бы образец. — И меня, и… Артура.

— Хорошо, сэр. Но это… обязательно?

— Да. Мне нужно узнать, как выглядит Артур до того, как… пообедает, и как далеко всё зашло.

Уолтер склоняет голову в извечном жесте повиновения. Затылок что-то холодит — то ли обычный летний сквозняк, то ли паршивое чувство грядущей опасности.

***

Проходит всё обычно до банальности, то есть — громко. Не проходит и десяти минут разговора, как Айлендс вылетает в коридор, держа спину неестественно прямо. Щёки у него пылают. Уолтер с трудом сдерживает облегчённый вздох. Цел.

Странное это чувство — опасаться того, чему ты всегда доверял. Человек, чей мир оторвался от основания и поплыл в пространстве, не имея точки опоры, волей-неволей плывёт в хаос вместе с ним. Плавание это происходит всегда где-то глубоко внутри, поэтому не успокаивают ни привычная обстановка, ни знакомые лица, и щекочущая нервы угроза воспринимается уже совсем по-иному.

Уолтер всё-таки вздыхает и берёт поднос, заставленный фарфоровой посудой.

Артур Хеллсинг всегда бравировал своей эксцентричностью, но на одежду та стала распространяться лишь в последнее время. Мало какой джентльмен решился бы предстать даже перед собственным дворецким в десятом часу вечера в одном лишь халате на голое тело.

— Добрый вечер, сэр.

— Добрый вечер, Уолтер. Что на ужин?

— Как всегда, сэр. — Ещё один вздох он сдерживает, но, судя по тонкой улыбке Артура, тот уловил даже не мысль, а намёк на неё.

— Не кисни, Уолтер. Это не лучшая твоя роль.

— Возможно, я решил сменить амплуа, сэр.

Смех Артура совершенно искренний, и, на мгновение закрыв глаза, Уолтер позволяет себе помечтать о том, что вернулся в старые добрые времена. «Старые добрые» в отношении него — это каламбур из каламбуров, но это всё, что у него есть.

— Уолтер.

— Да?

— Останься. Сядь.

Сглотнув, Уолтер несмело опускается на стул, подавив желание отодвинуться вместе с ним подальше. В том, какое влияние оказывает на него теперешний Артур, определённо повинен не страх — далеко не страх; но что, Уолтер не может сказать и сам.

Артур тем временем складывает салфетку, с явным интересом приподнимает крышку молочника, щурится, придвигает ближе чашку. Всё равно что обычный завтрак проголодавшегося джентльмена.

Если бы только этот джентльмен не был новообращённым вампиром.

Даже со своего места Уолтер чувствует густой, кисловатый запах свежей крови и заставляет себя не хмуриться, потому что рот совершенно непроизвольно наполняется слюной, а сердце трепещет — с этим запахом не связано ничего хорошего. Один Бог знает, чего стоит Артуру держать себя в руках — возможно, его сердце сейчас бьётся так же быстро, как и сердце Уолтера. Оба они сейчас охвачены инстинктом охотника — только находятся по разные стороны… стола. Стола, не ружейного ствола, и это немного успокаивает.

— Ближайшие два дня не пускай ко мне Хьюго.

— Да, сэр, — автоматически отвечает Уолтер. Взгляд невольно притягивает то кровавое пятнышко возле рта, то блики от лампы, мечущиеся по голой груди в распахнувшемся халате. — Что ему сказать?

— Скажи, что я наконец-то впал в голодное буйство.

— Сэр Артур, это…

— …неразумно? Зато заставит его напрячь мозги, чтобы попудрить чужие.

Мнение членов Круглого стола будто бы не волнует Артура всерьёз, но что-то в его голосе подсказывает Уолтеру, что ему просто нужно время, чтобы справиться со всем или хотя бы как следует это осмыслить.

Человек, казалось бы, со всех сторон обезопасивший себя от превращения и всё же его познавший — по извращённой ли шутке наследственности, спихнувшей на него последствия отцовских экспериментов с кровью вампира, по прихоти ли неизвестной вампирши, умершей через несколько минут после того, как вонзила клыки в его шею, по иронии ли всемогущего случая, заставившего солдат Хеллсинга забить тревогу чуть позже, чем требовалось, чтобы спасти ему жизнь… Артур Хеллсинг должен страдать, должен потерять рассудок, но он сидит напротив Уолтера и ведёт себя почти как всегда. Это очаровывает.

— Сэр? Могу я задать вам вопрос?

Артур допивает залпом, как прежде допивал брэнди или остывший кофе, в уголках рта остаются крошечные красные отметки, невольно притягивающие взгляд, как притягивает его и плавность некогда порывистых жестов и стремительность, граничащая с нечеловеческой, острая, как свежезаточенный клинок. Невольно хочется вскочить, отшвырнуть ногой стол и двигаться в такт, вовлечь в танец битвы, расшевелить это сонное неторопливое изящёство.

— Да, Уолтер?

— Это… больно?

Раньше Уолтер не решался спросить, и теперь вспыхнувшая на секунду в глазах Артура багровая тень его не пугает… нет, обескураживает. Но тот подаётся вперёд, сплетает руки в замок (а во всём — в небрежном пожатии плеч, в изгибе шеи, в растрепавшихся светлых волосах — всё то же странное необъяснимое изящество, заставляющее кровь струиться быстрее от опасности) и окидывает его внимательным, чуть покровительственным взглядом.

— Даже не думай, Уолтер.

— Сэр! — Что роднит подростка со спичкой — оба вспыхивают от прикосновения нужного вещества. Но если спичка просто горит, потому что такова её природа, то Уолтер густо багровеет от незаслуженной обиды, но превратиться в огонь гнева ей не позволяет. Впрочем, краска почти мгновенно сходит, возвращая ему привычную бледность, но взгляд он теперь прячет. Не потому, что сэр Артур угадал, вовсе нет — сама идея того, что он может предложить Артуру Хеллсингу своей крови, заставляет ту устремиться к лицу, точно торопясь выплеснуться.

Артур устало (а под маской покровительства тонко проглядывает что-то незнакомое, по крайней мере, прежде Уолтер у него этого выражения не видел) усмехается:

— Тогда не спрашивай. Да, это больно.

Уолтер облизывает губы и ловит на себе ещё один взгляд. Чёрт возьми, он привык чувствовать взгляды нежити, да даже угадывать малейшее движение противника, почти не видное глазу, но Артур Хеллсинг по-прежнему смотрит на него снисходительно и с лёгкой иронией. Словно если бы смущённо-насмешливо выслушивал, как Уолтер сетует на пропажу бутылки коллекционного бренди.

Может, всё дело в том, что пора отвыкнуть считать Артура Хеллсинга просто человеком.

Уолтер убирает со стола очень быстро, и когда его рука ненароком дотрагивается до руки Артура, ощущение такое, будто тут вовсе не чувствует прикосновений, в то время как Уолтера они почти жгут своей непривычностью — чувствовать холод вместо естественного тепла человеческого тела.

Выходя, взгляда он на себе не ощущает, но это не значит, что Артур на него не смотрит.

***

Жизнь, которую так ценят и так тщательно оберегают в организации Хеллсинг, идёт своим чередом. Закономерно и равнодушно, как плывущий по течению труп, но сравнение это не самое успокаивающее для напряжённых нервов, и потому Уолтер гонит его от себя: цинизм — первый шаг к притуплению чувств, а вместе с ними и реакций.

Члены Круглого стола верят (или делают вид, что верят) дипломатическим формулировкам сэра Айлендса. Ясно, что это означает: до того, как Ричард Хеллсинг войдёт в более-менее разумный для управления организацией возраст, а лучше — достигнет совершеннолетия, сэр Артур находится на «испытательном сроке». Просто потому что сейчас его некем заменить, просто потому что Англия не может себе позволить без должных дипломатических операций избавиться от человека, который обеспечивает немалую долю её безопасности. Просто потому что члены Круглого стола действительно пекутся о безопасности и благе страны, а вампир во главе организации по борьбе с нечистью — благо настолько же, насколько может быть благой готовая взорваться бомба. Но ему дали шанс, и это уже обнадёживает.

— Мне кажется, или ты действительно беспокоишься об этом больше меня, Уолтер?

— Я слишком занят для этого, сэр.

Артур очень хорошо держится. Он учится контролировать себя с напором фехтовальщика и рассудительностью шахматиста. Скрывать клыки при улыбке, пригашать опасный блеск глаз, тушить в себе разгорающийся огонь жажды.

Сэр Айлендс и сам теперь предпочитает не приходить, отделывается записками с докладами об обстановке, если не получается — визиты редкие и совсем короткие. Он не боится и не брезгует — скорее его, как и Уолтера, совсем по-иному завораживает новый Артур, но если Айлендс упрямо и прямолинейно ускользает из паутины новоявленного ночного хищника, то Уолтер не боится с ней играть. Кому как ни ему уметь обращаться с нитями.

Желание контролировать каждый чужой шаг — привычка опасная, душу она захлёстывает лучше любой петли и держит сильнее любой ловушки. И она дорогого стоит.

За Артуром следить легко. Как вампир он ещё не научился владеть гаммой новых способностей и чувств. Задумай кто убить его, это удалось бы даже легче, чем оставайся сэр Хеллсинг человеком. Уолтера будоражит мысль, что в схватке с Артуром он вышел бы победителем, по крайней мере, серьёзно пустил бы ему кровь, поставил на колени без шанса вырваться — добровольно бы Хеллсинг перед ним никогда не преклонился.

От череды туманных, в завлекающей кровавой дымке мыслей пересыхает во рту.

Артур любит сад при поместье — разросшийся, чуть диковатый, манящий сотней цветочных ароматов, столь же привлекательный днём, сколь и таинственный ночью. Особенно по душе сэру Хеллсингу заброшенная беседка в самом дальнем его краю. От ступенек до крыши она увита плющом и диким виноградом, сквозь чьи гибкие побеги виднеется прозрачный до голубизны мрамор, в своей белизне могущий посоперничать с лицом немёртвого хозяина поместья.

Внутренность беседки хорошо просматривается только с крохотного балкончика в западном флигеле, и об этом Уолтеру прекрасно известно. Известно ему и то, что Артур не любит, когда его там беспокоят — то ли новая привычка слушать ночь сказывается, то ли требует выхода скопившееся напряжение, которое некуда выплеснуть. Сэр Хеллсинг в полной безопасности: никто, будь то посторонний или член организации, не пройдёт незамеченным по узкой тропке, разве что Алукард, но тот избегает новообращённого хозяина, в своём безразличии к случившемуся гранича с невежливостью.

Двоим вампирам на одной территории не ужиться. Алукард пусть и много сильнее, но всё ещё слуга, а значит, по-прежнему подчиняется Артуру; быть может, это и унижает его, заставляет почти не покидать подвала. А может, его терзает злая ирония рока: не такой судьбы Алукард ожидал для старшего наследника Хеллсингов. Кто знает, что чувствует он при взгляде на отметины клыков, чужих клыков, на шее своего хозяина — равнодушие или растерянность? Гнев или радость? Скорбь — или ненависть к удачливой вампирше, отведавшей, пусть и перед смертью, крови, которая для него самого воплощала много больше, чем символ жизни? Об этом Уолтер не имеет ни малейшего понятия, и единственное, что чувствует при мысли, что Алукарда здесь нет, это неуместная радость от того, что сэр Хеллсинг выбирает иную компанию.

Обычно Уолтер не проводит здесь много времени; напряжение последних дней одолело в конце концов и его, и убедившись, что сэр Хеллсинг проведёт эти часы как всегда, он отправляется спать. Но сегодня его мучает бессонница — вползает в сердце как стелющийся по саду туман, дурманит взгляд и сковывает тело, но оставляет разум плыть в окружении мыслей, словно стайки тревожных рыбок.

Дремота спадает с Уолтера, когда воздух неуловимо холодеет, будто напоенный сотнями ледяных иголочек, незаметных, но бодрящих. Некрепкий сон коварнее всего — сгустившийся и обволокший весь сад туман поначалу кажется лишь пеленой перед слипающимися глазами.

Фигура в алом, соткавшаяся из тумана и темноты в конце тропы, заставляет Уолтера встрепенуться, подскочить и тут же пригнуться, сквозь балюстраду вглядываясь в неспешно приближающуюся тень. Нити уже наготове, и только смутное чувство узнавания удерживает Уолтера от того, чтобы перескочить через ограждение и пустить их в ход. Он щипает себя за руку и стискивает зубы, когда с каждым шагом тени в алом в ней всё яснее угадываются очертания женской фигуры. Да, так и есть: высокая, белокожая и темноволосая женщина идёт к беседке, так легко и воздушно, словно не ступает, а плывёт над землёй в тумане, скрадывающем её шаги. Артур поднимается ей навстречу, они останавливаются друг против друга, и Артур говорит что-то, что заставляет женщину негромко рассмеяться и поднять руку. Уолтер было подаётся вперёд — но она всего лишь проводит кончиками пальцев по щеке Артура. Жест фамильярный, почти вульгарный, и очень нежный, а её движения выглядят так естественно и так будоражат предвкушающей плавностью…

Уолтер облизывает губы и в бессилии опускается на пол. Сердце колотится, он никак не разожмёт кулаки — и в то же время всё тело ощущается расслабленным и по-прежнему плывущим в тумане, свободным от воли своего хозяина. Происходящее кажется реальнейшим из снов, ведь только во сне пугающее ощущение полной беспомощности сливается с чувством спокойствия и всезнания.

Он сидит спиной к беседке и не знает, что сейчас происходит возле неё. Голову приходится поворачивать почти силой, собственное тело ему не повинуется. Уолтер сам не знает, что должен увидеть.

Сначала его взору предстаёт лишь туман, ползущий вверх с упрямством морского прибоя. Но вместе с мерцающими в воздухе капельками воды возвращается и ускользнувшая было бодрость. Уолтер поворачивается и, ухватившись одной рукой за скользкую от росы балюстраду, вглядывается вниз, в сад.

…А там он видит, как Артур и женщина, положив друг другу руки на плечи, вальсируют в тумане, словно повинуясь звукам неслышной ему музыки. Они так далеко друг от друга, как это только возможно в танце, и всё-таки в горле в Уолтера пересыхает. Он тянется к шее, неосознанно расстёгивает давящий плотный воротник и проводит рукой по горлу — вверх-вниз, вниз-вверх, в темпе беззвучного вальса. Рука холодная и влажная, он вздрагивает, будто она чужая, но когда она согревается от бегущей по венам крови, это разочаровывает почти до боли, словно бы теперь чего-то не хватает.

Чёрные волосы женщины рассыпались по спине; в полумраке они сияют так, словно излучают собственный неяркий свет, а светлые волосы Артура, чуть склонившегося к её голове, похожи на корону из сияющего серебра, сменившего платину солнечного дня. Эти двое так нездешне, непривычно и дико хороши вместе, что у Уолтера сердце щемит от внезапной острой ревности. И туман ластится к ним, как преданный пёс, в то время как Уолтеру слепит глаза.

Неслышный темп нарастает — вальс убыстряется. Танцующие склоняются друг к другу ближе и ближе. У Уолтера дыхание убыстряется, он, не отдавая себе в этом отчёта, водит ладонью по шее и груди, напрасно ища прикосновения, которое показалось бы достаточно стремительно-холодным, чтобы принести успокоение.

Вальс нечеловечески быстрый, чувство ревности — нечеловечески острое.

Уолтер закусывает губу, подавив рвущийся выдох — слишком тёплый для воцарившегося вокруг холода, от которого даже крошечные листки винограда покрылись еле заметным инеем.

Шестым чувством он понимает, что Артур и незнакомая женщина остановились и смотрят на балкон. То же чувство подсказывает ему, что всё это время о нём знали.

Он понимает, кто она такая, когда наконец встаёт, совладав с тяжёлым неповоротливым телом. Особняк зовёт теплом и безопасностью, туман — манит холодным пряным дурманом.

Даже заслышав за спиной негромкий зовущий смех, Уолтер не оборачивается. Его разбирает злость, граничащая с ненавистью.

***

У Алукарда достаёт наглости посетить его. Любая женщина позавидовала бы способности вампира менять обличье как туфли и драгоценности и никогда не ошибаться в выборе нужного. Внешний вид пусть и не любимейший его аксессуар, но один из самых эффектных.

Сейчас он в облике, почти не знакомом Уолтеру; облике высокого, молодого, но старомодно одетого джентльмена, и от всего, начиная от костюма и заканчивая тростью, веет добротной элегантностью девятнадцатого века — с еле заметной примесью озорства, будто бы Алукард издевается. Уолтер уверен, что так оно и есть. Вместе с тем он чувствует и нечто сродни благодарности за то, что этот облик такой откровенно мужской; впрочем, даже самую малость зная Алукарда, можно быть уверенным, что плату за этот маленький подарок он возьмёт полностью.

— Что нового?

По разные стороны уставленного блюдами и подносами стола они откровенно карикатурны — долговязый Уолтер, уже не подросток, ещё толком не юноша, и джентльмен, невесть зачем забредший в посудную.

— Ничего. Что может быть нового?

— Тебе виднее, дневной житель.

В последней фразе такой откровенный намёк, что Уолтер едва удерживается, чтобы не вонзить Алукарду в лоб серебряную вилку. Да, прямо в центр этого высокого белого лба, под небрежно изогнутую прядь тяжёлых чёрных волос. Но Алукарда это только развеселит, вилку гарантированно испортит, а самого Уолтера заставит отмывать стол от крови, потому что вампир и пальцем не пошевелит, чтобы её собрать.

Помедлив минуту, Уолтер решает быть откровенным. Иногда откровенность — единственное, что может сбить с толку Алукарда, с удовольствием рядящегося в потёртые одежды циника, шута и короля недомолвок.

— Что тебе нужно от сэра Артура?

— Ничего из того, что не было нужно прежде.

Они обмениваются короткими взглядами; в одном — ироничное понимание, в другом, во взгляде Уолтера, нарастающее раздражение.

— Тогда почему ты…

— Почему я что? Скажи, Уолтер. Скажи. Что тебя так беспокоит, настолько пугает?

— Что тебе от него нужно? — Уолтер перегибается через стол и говорит это торопливо, пользуясь редким моментом, когда можно смотреть на Алукарда сверху вниз. Тот улыбается и будто бы читает каждую его мысль. Возможно, так и есть. — Зачем тот облик?

— Ему так проще.

— Проще что?

— Смириться, Уолтер. Смириться. — Алукард отворачивается, будто холодный блеск десятков серебряных ложек и ножей интересует его больше, чем собеседник, и резко меняет тему: — Знаешь, почему я убил ту, которая обратила его?

Уолтер обескураженно дёргает уголком рта: всегда неловко выдавать, что знаешь далеко не все чужие мотивы, а уж если выясняется, что дело ещё и в тонкостях работы…

«Ты позавидовал ей», — Уолтер предпочитает не озвучивать. По крайней мере сейчас.

— Чтобы сэр Артур стал носферату, а не чьим-то слугой. Раз уж ему повезло не стать упырём.

Алукард мягко улыбается, не подтверждая и не опровергая.

— Как по-твоему, сколько всё это продлится?

В пояснениях Уолтер не нуждается. «Всё» — подвешенное состояние, в котором волей-неволей застыла организация.

— Не знаю, — честно отвечает он. Пусть этим занимается сэр Айлендс, сэр Пенвуд (который, как ни странно, единственный из окружающих, кто ведёт себя так, будто с Артуром действительно ничего не случилось), Круглый стол — кто угодно, только Уолтера от этого избавьте. Он не готов справиться.

Алукард будто бы понимает. Да и есть ли хоть что-то в этом мире, что вампир не пытался бы понять в своей жажде человеческих отношений и впечатлений? Он понимает, и глаза его до краёв полны снисходительным сочувствием, что наводит на мысли о нескрываемой насмешке.

— Недолго.

Уолтер пожимает плечами. Теперь лучший ответ «я понимаю», но он упрямо его избегает.

— Если ты собираешься узнать, что будет потом, у меня, то этого я тоже не знаю.

— Знаешь.

Уолтера передёргивает от равнодушия, сквозящего в голосе вампира; злит и оно, и застарелая уверенность Алукарда, этого древнего хищника-одиночки, в том, что шанса на благополучный исход нет. Сэр Артур не будет «жить долго и счастливо» — тленом и прахом пойдёт всё, начиная с «жить».

— Замолчи.

По счастью, Алукард не смеётся, Уолтер бы не выдержал глумливого выражения его лица.

— Я пытаюсь помочь ему, — мягко произносит Алукард.

— Как? — с горечью спрашивает Уолтер. Голос немного срывается, словно Уолтеру лет тринадцать или четырнадцать, и очень не хватает нахальства, которым он тогда обладал. — Как?

Алукард поднимается, опираясь обеими ладонями о стол — неожиданно женский жест, неожиданно женская поза; болят глаза, и хочется взять эту чёртову вилку и…

— Мне виднее. — Алукард подходит к нему и, двумя пальцами ухватив за подбородок, силой вздёргивает голову кверху. — Не кисни, Уолтер.

От этих простых слов глазам становится как-то совсем жгуче. Уолтер прикрывает их и чувствует, как по коже невесомо, легче, чем прикосновение тончайшего лепестка, что-то скользит, мягко проводит по скуле, пересчитывает ресницы, убирает со лба волосы. Холодное, пощипывающее прикосновение, оно неуловимо наводит на мысли о чём-то медицинском, о гулкой тишине бесконечных коридоров и запахе чего-то кислого и сладкого одновременно.

— Уйди, — велит он, не открывая глаз: признак, лучше слов говорящий, что драться Уолтер не готов.

Поглаживание исчезает, но вдруг, не дав Уолтеру наконец вдохнуть полной грудью, возвращается — скользит по щеке, еле касаясь её костяшками пальцев. Острая, холодная, снисходительная нежность с запахом пороха и металла.

Он отшатывается и давит в себе крик отвращения. Алукард с места не двигается даже когда Уолтер, огибает стол и идёт к двери, как контуженный. К вампирским чарам невозможно привыкнуть, и горечь от их рассеивания всегда остра, как в первый раз. Пора бы научиться терпеть, а не хочется.

— Я убил её, потому что новообращённый вампир всегда погибает со смертью своего хозяина, — негромко говорит Алукард ему в спину.

Уолтера тошнит, и он выскакивает за дверь, не оглядываясь — куда угодно, только прочь от затхлого чувства обречённости и от могильных сентенций Алукарда, прочь, на свет.

Ему целых шестнадцать лет, и он всё ещё не верит в предопределённость.

***

— Вы должны опасаться Алукарда, — говорит Уолтер с почтительностью солдата на войне, к которой уже приготовился.

Артур внимателен, но не впечатлён.

— Полагаешь, мне следует ждать от него конкуренции?

— Нет, сэр, но…

— Уолтер. — Артур мягко похлопывает его по плечу — уже знакомое чувство сначала сотни разбегающихся по телу иголочек, а потом успокоение. — Уолтер, что бы ты ни задумал, тебе следует делать это тоньше.

— Я учту, сэр. И впредь не буду вас… предупреждать.

Артур не убирает руки с его плеча и обходит Уолтера со спины. Получается что Уолтер заключён в обманчиво небрежное полуобъятие.

— Пожалуй, я рад, что ты это сделал. Я предпочитаю знать, что задумывают мои сотрудники, если дело касается меня и других сотрудников.

Уолтер стискивает зубы, сжимает губы в ниточку.

— Сэр?

— Да?

— Просто дайте мне знать, если он сделает что-то…

— Например? — Артур стискивает и другое плечо Уолтера, склоняется к уху, будто бы внимательно слушая. Движение, в прежние времена дружелюбно-озорное, теперь слишком для этого медленное и… прохладное. Уолтер невольно передёргивает плечами, ощущая на щеке чужое дыхание.

— Ещё не знаю, сэр. Просто поверьте мне.

— А ты мне доверяешь, Уолтер? — внезапно спрашивает Артур. Пальцы на плечах чуть сжимаются, но вовсе не затем, чтобы причинить боль.

Уолтер некоторое время молчит, что Артур встречает лёгкой понимающей полуулыбкой.

— Что бы с вами не случилось, сэр, пока — да.

— Рад слышать. — Артур отпускает его, заставляя остро жалеть об утерянном прикосновении, с которым Уолтер почти сроднился. — Я всё ещё хозяин Алукарда, и что бы он не делал, он делает в лучшем случае с моего разрешения. В худшем — я хотя бы всегда знаю, что именно он делает. А теперь принеси чего-нибудь выпить, Уолтер.

Он уходит на кухню, терзаясь ощущением, что его предали. Ненавистный накрахмаленный воротник вновь слишком плотно обхватывает шею, заставляя думать, что именно сейчас Уолтер занимается не тем, чем должен бы.

На кухне приходится задержаться чуть дольше, чем обычно. Возвращаясь с подносом, Уолтер видит на полу луч света из приотворённой двери в малую гостиную, хоть и точно помнит, что закрывал её плотно. Если только сэр Артур выходил или кто-то решил посетить его…

Он ставит поднос на столик и идёт к двери, неосознанно сжимая и разжимая кулаки. Донесшийся до слуха знакомый смех заставляет вздрогнуть — это Артур смеётся. Уолтер заглядывает в дверную щель и не сразу понимает, что видит. Сначала взгляд приковывает только каскад волос, струящихся как сверкающая в свете ламп чёрная река; они падают на грудь Артура, на шею и плечи, и его руки, пропускающие пряди сквозь пальцы, кажутся пленниками этих прекрасных длинных волос. Уолтер сглатывает, не решаясь поднять взгляд на лицо женщины. Он знает, какое оно: слишком бледное, чтобы назвать его «живым», со слишком резкими, почти птичьими чертами, которые не позволяют ему быть скульптурно красивым, но не дают отвести глаз.

Алукард.

То, как сплелись эти двое в кресле, не позволяет ошибиться в том, чем они занимаются, и отвернуться тоже не позволяет. Уолтер чувствует, что чудовищно далек от того мира, к которому они принадлежат, и это причиняет боль такую же резкую, как и постыдную.

Платье Алукарда могло бы показаться строгим, даже слишком строгим по вкусу послевоенных лет, но Уолтеру, которого всегда тянуло в прошлое, а не в будущее, оно заставляет сглотнуть. Или же во рту пересыхает от того, как медленно и плавно ведёт рука Артура по подолу, а потом внезапно задирает тот кверху, заставив Уолтера за дверью вздрогнуть и на секунду зажмуриться. Когда он открывает глаза, рука уже поглаживает бедро, ослепительно белое, словно молоко в сиянии лунного луча. Бесстыдство, с каким Алукард откидывается назад, запрокидывает голову, сверкая полоской зубов между алыми губами, будит в Уолтере что-то сродни гневу. Он желает увидеть, как это лицо исказится гримасой боли, как Артур схватит его за волосы и дёрнет, как кровь запятнает ковёр. Но Артур движется с чарующей нежностью — чуть тянет Алукарда на себя, и тот охотно наклоняется, приникая поцелуями к его губам и шее. С тихим шелестом бретельки платья спадают и само платье сползает вниз, открывая острые плечи, трогательный изгиб длинной шеи, омытый водопадом локонов, чётко вылепленные груди — ладонь Артура берёт одну из них в «чашку» и движение второй, плавно покачнувшейся, завораживает, а ярко-алый сосок кажется повисшей капелькой крови, которую невольно хочется слизнуть.

Уолтер уже давно дышит через раз. Руки его словно против воли шарят по груди и шее — будто и нет жилета, галстука и рубашки, каждое прикосновение ощущается как короткий разряд тока, бьющий особенно больно, когда контакт прерывается. Артур что-то бормочет, Алукард протяжно вскрикивает, и этот странный стон, наполовину женский, наполовину животный, едва не заставляет Уолтера вскрикнуть тоже. Он снова закрывает глаза, и в темноте, куда он погрузился, длинными росчерками сияют белая кожа и ласкающие её руки. Яркие пятна — губы, глаза, вишенки сосков на округлой груди. Уолтер представляет себя то одним участником, то другим, то ласкающим, то покорно принимающим ласки. Единственное оставшееся в нём от себя самого — пылающие щеки.

То, что Уолтер сейчас испытывает, сродни самому большому страху в его жизни, и чувство беспомощности перед этим страхом охватывает его и покачивает, плавно убыстряя темп — все мышцы в теле напряжены, руки подрагивают, не опирайся он на стену, он упал бы, уступив рвущему грудь крику. Взгляд его прикован к двум фигурам, вжимающимся друг в друга, как в тесноте опасного боя. И, когда Артур покорно откидывает голову, подставляя шею влажным припухшим губам, у Уолтера уже не хватает сил на стон. Он просто смотрит, как призывно приоткрывается рот Алукарда, показывая острый алый язык и самые кончики белых клыков, смотрит, зачарованный, потому что это самое прекрасное воплощение того, что он привык считать ужаснейшим.

Уолтер замирает, тяжело дыша, готовясь увидеть кровь, которая хлынет из раны, которой пока ещё нет.

Алукард тягуче, бесстыдно всхлипывает — так, как готов вот-вот всхлипнуть Уолтер, — и неожиданно встряхивает головой, склоняется. Переливчатая слюдяная чернота волос падает на спину, открывая горло. Только когда Артур приникает к этому чистому белому горлу, Уолтер наконец-то видит его заалевшие глаза, жадный бледный рот, капельки пота на лбу и вздрагивает одновременно с Алукардом, чуть только кровь показывается и тонкой струйкой стекает вниз. А стоит ей невыносимо медленно достичь ложбинки между грудей — Артур с пугающим полустоном впивается сильнее, и даже в крошечную щёлку двери видно, что его сотрясает дрожь.

Уолтер изо всех сил, до крови, закусывает руку и сползает по стенке вниз. Стремительное напряжение, охватившее его, разбилось за этот нестерпимо растянутый миг, как волна о скалы.

Смотреть уже не хочется: больше вынести он не в силах. Теперь — точно не в силах. Пошатываясь, Уолтер встаёт. Нестерпимо хочется курить и вдохнуть свежего морозного воздуха.

Но курить он бросил после войны, а до первых заморозков ещё несколько месяцев, и Уолтер позволяет себе думать, что только в этом причина охватившего его сейчас горького разочарования.

***

Неприятно чувствовать себя парией. В лучшем случае — невидимкой.

Не для солдат и людей в особняке, конечно, те относятся к Уолтеру как всегда, но для него самого они отдалились и стали окончательно неважны.

Алукарду и Артуру Хеллсингу нет до него никакого дела. Внешне ничего не изменилось, нет, но Уолтеру ясно, что перед носом у него захлопнули дверь и открывать не собираются. В их мире, среди их разговоров и внутри их дел ему не место, и этот неосознанный, такой закономерный снобизм рождает в нём холодное бешенство и жажду мести. Когда-то Артур был ему союзником, теперь кажется предателем.

Уолтер не готов к тому, что однажды приходит сэр Айлендс и говорит, что считает нужным временно удалить его из особняка. Глупость какая — в организации Уолтер самый устойчивый к чарам нежити, не зря он считается лучшим чистильщиком Хеллсинга, элитой.

— Это не драка, — только и отвечает тогда Айлендс, словно ставит в разговоре последнюю точку.

Не помогают и холодные, логичные, тщательно выстроенные возражения о том, что прислуге нужен особенно сильный контроль, раз уж хозяин особняка — вампир. В этом приказе нет постскриптумов: Айлендс ясно даёт понять, что без Уолтера справятся.

Сочувствие за стёклами его очков назойливо и невыносимо.

Артура нельзя оставлять наедине с Алукардом. Уолтер чувствует себя до навязчивости ответственным за то, что может произойти. В его кошмарах кровь льётся на светлый ковёр спальни Артура Хеллсинга, и это уже не кровь Алукарда. Когда она подползает к ботинкам Уолтера, он наклоняется, видит в ней своё отражение, чью-то маячащую за плечом тень и просыпается.

Он прикидывает все варианты и кажется понимает, что должен сделать. Ещё несколько часов уходят на то, чтобы окончательно решиться. Малодушно хочется потратить их на сборы и сон, а наутро уехать и предоставить всему идти своим чередом. Так что бессонница как раз кстати.

Артур один, небрежно листает книгу, не вглядываясь в написанное. Блаватская, растиражированный теософ, глашатай теории сверхлюдей — чтение, которое, по его словам, всегда его усыпляло. При появлении Уолтера он откладывает её и выпрямляется.

С минуту они изучают друг друга, один собираясь с мыслями, другой — словно бы читая их на лету.

— Кажется, я догадываюсь, что ты хочешь, Уолтер.

— Простите, сэр.

Движение Артура почти неуловимо, как и проблеск тончайшей нити; секунда — и рука Уолтера в захвате, но оба знают, что стоит драке начаться всерьёз, как вывернуться не составит труда, а ускользнуть от нитей будет много труднее.

— Перестань, — мягко говорит Артур. — Перестань, мальчик.

— Лучше, если это буду я, сэр.

— Чем кто?

— Алукард.

Без малейшего усилия Артур стряхивает с пальцев опутавшие их нити, протягивает руку и ерошит Уолтеру волосы. Не столько ерошит, сколько проводит вверх-вниз, овевая холодком затылок и шею.

— В этом, Уолтер, ты слегка ошибся.

Уолтер кивает, уже поняв, но отказаться от замысла не в силах — жажда мести жжёт глаза изнутри.

— Тогда что мне делать? — усмехается он, зная, что особого выбора нет, драться придётся и, скорее всего, победителем он не выйдет. Просто потому, что по-настоящему никогда не решится.

Слова Артура, склонившегося к его уху, так тихи, что их можно принять за шелест потревоженных дыханием волос.

— Идти… с вами? — переспрашивает Уолтер. Тысяча мыслей проносится в голове — предательство, младший Хеллсинг вряд ли когда-то станет хорошим главой, организация, обескровленная войной, попросту издохнет без сильнейших оперативников…

Только потом приходит понимание, что же по-настоящему означает «иди с нами».

Он сжимает губы, бросает взгляд поверх плеча Артура — Алукард, сливаясь с тенью, стоит у стены, весь вид его выражает равнодушное ожидание. Уолтер отворачивается, но уже через секунду рука Артура силой поворачивает ему голову. Выражение лица сэра Хеллсинга сосредоточенное, внимательное и немного озорное, быть может, из-за взлохмаченных волос.

Уолтер мотает головой, краем глаза видит Алукарда — тот будто бы действительно заинтересован, но через секунду снова надевает маску ленивой скуки.

Артур закусывает губу, как неосознанно любит делать в моменты досады. Уолтер отлично помнит все его привычки и всё же не сразу понимает, что жест не случайный, а намеренный. Нарочито неловкий, опасный, если у тебя есть клыки. В уголке рта выступает капелька крови, набухает и, дразняще помедлив, скатывается вниз по подбородку, а её место тут же занимает новая.

Шорох. Алукард обходит их, будто бы ловкий дворецкий, вклинивающийся меж танцующих пар. Если не повернуться, то не понять, что шелестит по полу — подол плаща или подол платья. Капелька крови на губе притягивает взгляд.

Если слизнуть её…

Если вывернуть руку, рискуя вскрикнуть от боли, если высвободить хотя бы две нити…

Если только её слизнуть…

@темы: завершено, мини, организация Хеллсинг, фики, AU, R

---

Драббл для another_voice

[Махнёмся не глядя]

текст заявки

- Пип/Серас, разнузданное порно (шучу, просто НЦ-17), можно в рамках какого-нить АУ. Не нон-кон ни с одной стороны! Трудности обращения со скромными девственницами, которые всего боятся. Можно юморить на тему.

Название: Не бойся
Автор:  /Melissa/
Персонажи: Пип/Серас
Жанр: Romance, AU
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл
Отказ: Все права принадлежат Хирано

Читать фик

— Не бойся…

Почувствовать на себе прикосновение тёплых ладоней, ободряюще улыбнуться — податься навстречу. Услышать, как в чужой груди бьётся сердце, рвано, лихорадочно, перепуганной птицей. А её кожа холодна, совсем холодна, словно у змей, что греются лишь чужим теплом. Страх, змеи, птицы, горячая кровь… Не думать.

— Всё хорошо, тш-ш…

Он очень осторожен, его пальцы, на которых всё ещё темнеют багровые отметины ссадин, на миг замирают над пуговицей на её воротничке; трение проскальзывающего сквозь плотную ткань металла — будто расправляется кожистое крыло. Будто шелестят ресницы медленно открывающегося во тьме глаза. Виктория придвигается ближе и проводит ладонями по животу под футболкой, ведёт вверх, по груди, задерживаясь правой как раз там, где будто навстречу ей колотится живое сердце. Не думать.

Почувствовать горечь табака, капельку виски, немножко почему-то пыли на его губах — попробовать на вкус его сегодняшний день. Приподняться, скидывая форменную рубашку на плечи, зарыться ладонями в густую гриву, не шёлк, нет, не до шелков сейчас… на руинах. Неловко улыбнуться, стараясь не показать клыков, снова осторожно прижаться поцелуем к уголку губ, вздрогнуть, когда от укола в нижнюю губу вздрагивает он.

— Не бойся.

Она улыбается. Пип — имя нелепое, чуждое, слишком короткое для него. Не для его долговязой фигуры, чудной даже для «Хеллсинга» косы и не для внимательного и такого шального взгляда, с каким он гладит её по обнажённым плечам. «Пип». Короткий щелчок за секунду до взрыва, до выстрела, до боли. Она прижимается грудью к его груди, чтобы не смотрел, не раздевал её взглядом, потому что дальше уже раздевать некуда. Чтобы она ощущала его так, как и нужно: телом, холодной кожей о его кожу, холодной кровью о его живую кровь. Не думать.

Почувствовать, согласиться с тем, как седьмым крылом расправляется-расстёгивается пуговица на юбке, как шершаво гладит её по пояснице широкая ладонь, как сдвигается ниже. Тихонько, как любая другая девушка хихикнуть над тем, как сосредоточенно он смотрит в её лицо, будто ищет там ответ, надеясь, что тот поможет сформулировать вопрос.

— Всё хорошо?

Он отстраняется и… Нет, всего лишь стягивает с себя штаны, отработанным — хихикает она снова — жестом закидывает носки под кровать, хмурится на миг. Ей нравится, как он вдруг смотрит на неё: своим обычным чуть лукавым взглядом, словно вот-вот ухмыльнётся, что «привычка, девчушка», и будто между ними всё ещё несколько слоёв одежды. И словно всё в особняке ещё только начинается, и для них всё ещё начинается — именно сейчас, чуть не закончившись. Не думать.

Почувствовать, как дрожь проходит по его телу, когда она смыкает руки за его шеей и тянет его на себя. Он тяжёлый, горячий, его сердце бьётся совсем рядом, будто всё ещё стремится к ней, хочет отдать ей своё тепло. Укрыться им, закутаться в это тепло, закрыться от всего света, чтобы не думать, не вспоминать, чтобы тяжесть его тела не дала ей вскрикнуть, а оставила воздуха лишь на короткое «Пип», которое она прошепчет, обязательно прошепчет, когда будет нужно. Когда ему будет нужно.

— Не бойся, — ласково улыбается в очередной раз Виктория. — Я не кусаюсь.

@темы: завершено, мини, организация Хеллсинг, гет, фики, AU, PG-13

---

Арт для Red_TABUretka

[Махнёмся не глядя]

Администрация горячо благодарит замечательного человека и талантливого художника  ~Фортунатто~ за готовность прийти на помощь!
Мы сожалеем о вынужденной замене первого исполнителя, у которого по техническим причинам не получилось в полной мере поучаствовать в фикатоне, и ещё раз говорим спасибо  ~Фортунатто~, благодаря которой заказчик не остался без подарка!

Текст заявки

- арт, Уолтер, Герликард, джен. Уолтер впервые встречает Алукарда еще совсем ребенком, лет в девять. Осенний лес, октябрь, 1939 год, старая каменная беседка, увитая плющом, с которого осыпаются последние листья. Сквозь переплетение веток проступает сырой серый мрамор. Уолтеру холодно сидеть на каменной скамейке, он подобрал под себя ноги и обхватил колени руками, но все равно сидит, потому что вон же, девчонка устроилась себе спокойно на полу, к белому подолу липнут прелые листья, а она как будто совсем не мерзнет, только бледная, как смерть, но она всегда такая, даже дома, в тепле. Вообще он не очень любит девчонок, они странные, но тут так скучно, а с ней хотя бы можно поговорить. Она удивительно много знает о войне, о немцах. И не боится их. Она ему почти нравится, только он старается не смотреть ей в глаза. Иногда она нагоняет на него жуть, но от этого становится только интереснее, вот и теперь он смотрит на нее искоса, а она улыбается, и расправляет юбку, и рассказывает, рассказывает…

Автор:  ~Фортунатто~
Персонажи: Уолтер, Алукард (Герликард)
Рейтинг: G

@темы: арт, организация Хеллсинг, джен, G