Текст заявкиФик. Шредингер, Рип, Ганс, Алукард - самые предпочтительные персонажи на роль гл.героев.
Название: нету!
Автор: предпочел остаться анонимусом.
Источник: Хеллсинг.
Персонажи: Ван Винкль, Шрёдингер, Гюнше, Алукард опосредованно.
Жанр: пре-фик. Выживательский флафф.
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: вампиризм, каннибаллизм, оккультизм, скверное настоящее.
Место и время действия: заброшенная секретная исседовательская база, Польша. Февраль 1945 года
От автора: да-да, считайте AU то обстоятельство, что песня "Ландыши" была написана не в 1955 году, как ей положено, а значительно ранее и исходно на немецком.
читать дальше
В одиночку в лес никто не ходит. В одиночку солдаты вообще обычно не ходят, проклятие. В одиночку через лес не пойдут даже местные... обычно не пойдут.
"Обыыычно" - это слово тянется как голодная, едкая слюна, завершаясь цыканием зуба. Рука уверенно держит прицел и не дрожит. Вообще ничего не дрожит - тело давно само стало как дерево, как вымерзшая земля. Обычный человек может провести на таком холодном, сыром ветру несколько дней, а затем быстро теряет силы и внутренее тепло. Обычный. Для того чтобы растерять силы, теперь достаточно один раз попасть под холодный дождь пополам со снегом. Вот до чего доводит людей бескормица.
"Бескормица" - щелкает затвор карабина и вот-вот, наконец-то оно. Выстрел гулко разносится по лесу, отражается от незамерзающей реки и уходит вдаль, к затянутым туманной дымкой горам. После этого темное пятно на противоположном берегу сначала роняет ведро, а затем падает у самой воды.
Стрелок еще некоторое время стоит неподвижно, не опуская оружия, не отрываясь от прицела. В лесу может быть кто-то еще, непрошенные соперники - вооруженные отряды, своры бродячих собак, одно не лучше другого. Следует подождать. Чтобы скрасить ожидание, стрелок покручивает в уме подслушанную неизвестно где и когда мелодию, старась не сбиваться на скороговорку. Медленно, спокойно, радостно. Какие там были слова? "парам-парам, не букет из алых роз, не тюльпаны и не лилии, парам парам-пам-пам". Радостно.
Радостно запыхавшись, держа охотничий карабин наизготовку, стрелок пересекает реку и осторожно приближается к своей жертве. Вблизи это уже не безымянный черный мешок - а небритый, грязный, но еще довольно молодой мужчина. Он смешно ворочается в тающем снегу, и уже не кричит. Рана на бедре пульсирует кровью, правая штанина пропиталась насквозь. Жить ему остаются считаные минуты, но когда стрелок склоняется над ним, мужчина все равно пытается отдернуться.
Смерть не пахнет, а кто скажет вам, что это не так... Смерть не носит в качестве основного предмета одежды маскхалат, когда-то очень давно, очень давно, когда мир был тепл, невинен и кровожаден... короче, зимним маскхалатам в те времена, согласно уставу и элементарному здравому смыслу полагалось быть белыми. Но это было очень-очень давно.
На ночь стрелок теперь вывешивает свой маскхалат на школьном дворе на флагштоке. На флагштоке - чтобы не добралось до него голодное зверье. На холоде - чтобы не расплодились мелкие червячки. А по утрам стрелок спускает одежу с проволочки, мнет, чтобы сломать бурую ледяную корку, одевает поверх подрезанной шинели. Берет карабин, пристегивает перевязь с неуставным охотничьим ножом.
Нож очень полезен для того, чтобы разрезать шарф, воротник, тряпье на теле добычи и добраться до шеи. Очень, очень, очень...
Стрелок уже голодно капает слюной, и не обращает внимания ни на подергивания своей еды, ни на лес, из которого может появиться кто угодно, ни на небо, ни на землю. Кровь уже не ударяет стрелку в голову, слишком жидкая, но согревающая, как пустой кипяток.
Напоследок стрелок облизывает края раны, затем с усилием заставляет себя выпрямиться, сесть на тело. Осмотреться. Вернуться к реальности. Впрочем, реальности не настолько плохой, как полчаса назад. Песенка возвращается, и теперь звучит в голове уже куда веселее. Надо будет вспомнить...
Дело стрелка на этом не заканчивается. Нужно встать, подобрать валяющееся ведро, еще раз вздохнуть и браться за дело. Зимние дни коротки - а работы предстоит много.
- Темно уже.
Слова разносятся по помещению и глохнут в холодных углах. Привычка разговаривать с самим собой недетская, но кот об этом не знает. Кот вообще мало что знает о том, как положено вести себя существам его возраста. А что и знал - то успел позабыть. В обязанности кота входит поддерживать тепло в бывшей учебной аудитории, пить пустой кипяток и ждать, ждать, ждать... временами сворачиваться у металлической печурки в пушистый клубок и забываться голодным, тревожным сном.
Еще несколько дней назад кот был достаточно сыт, чтобы любопытствовать, и пускался на исследования. Пустые коридоры, тяжелые распахнутые двери, темные вентиляционные шахты, пепел сожженых бумаг. Именно после одной из таких вылазок кот вернулся, пыхтя и перехватывая поудобнее тяжелый ящик граммофона. В ответ на сдержанное хмыкание стрелка потряс найденной рядом с агрегатом инструкцией и свалил на пол кипу маленьких пластин в белых, немаркированных конвертах. Стрелок тогда только зевнула, взяла топор и продолжила колоть на щепу большой конторский стол. Они мало разговаривали друг с другом и раньше, а сейчас необходимость в этом почти отпала.
Одна из пластинок оказалась-таки не учебником по непонятной абракадабре, и не гундосой начиткой заклинаний на старофранцузском, а обычной пластинкой - как и положено, с музыкой. Но стрелок наверняка вчера все слышала. Может, оттого и ушла сегодня спозаранку.
Связь музыки и того, что стрелок все никак не возвращается... где тут связь?
"Свяяязь" - обиженно мяучит кот.
Связь потеряна, войска окружены, армия отступает, а они застряли здесь и наверняка погибли бы. Если бы не...
"Зоррин. Мрряя..." - зевает кот.
Зорин, которая гоняет маленький грузовичок по окаменевшей грязи с риском перевернуться или быть застигнутой патрулями. Зорин, все оружие которой составляют ее собственные кулаки, длинный охотничий нож в сапоге и пять подложных паспортов. Только и всего.
Потому что Зорин человек.
"Пока что человек" - думает кот человеческие мысли. Зорин приезжает раз, два раза, еще раз, привозит помороженную черную картошку, брюкву, куски прессованных жмыхов и лакомые жирные рыбьи головы. Чеснок. Кот принюхивается. На грубо сколоченном столе до сих пор лежит чеснок, и это все, что осталось из еды. Стрелок говорила... Стрелок сказала перед уходом: "Жри чеснок, тварь". Стрелок сказала: "Жри, а не то зубы выпадут".
Кот зевает и демонстрирует мелкие острые зубки. Зубы не зубы, а возьмешь зубок чеснока - и голодные рези в желудке заставят кататься по полу. Подождет.
Волк уже не бежит, а бредет по насту, опустив нос, насторожив уши. Снег белеет в темноте, черные стволы запустили пальцы, покрытые ледяной коркой, в мглу неба наверху. На небе луна - убывающая, слабая. Волк знает это, и потому спешит. Знание собственной слабости смешивается с чужим запахом. Волк принюхивается: запах знакомый. Псовый запах, запах крови, железа и мертвечины. Но слишком давно и слишком далеко. Волк чуть слышно ворчит и совсем по-человечески фыркает. Время идти домой.
"Домой" не не вызывает человеческих мыслей, а только размытые образы и запахи. Запах холодного бетона, пыли, дыма. Но в первую очередь кровью, кровью свежей пахнет из ведра, а высокая фигура в углу пахнет кровью свежезасохшей, и еще порохом. Говорит пару слов высоким голосом, отворачивается, и Волк ест, ест мясо из ведра, пока оно не перевернется, лижет кровь с пола, Стрелок все это время стоит и смотрит, а затем коротко смеется, когда Волк начинает облизывать ее покрытые осыпающимися бурыми чешуйками пальцы. Вслед за именем вспоминается человеческая же сдержанность, и Волк уже спокойно стоит и терпеливо выносит мелкие когтистые пальцы, мелкие зубки, покусывающие за ухо. Подставляет бока зубцам щербатой расчески. Затем встряхивается, одной лапой откидывает от себя Кота - тот издает смешной писк и откатывается на спину, Волк ложится рядом, вытягивается возле натопленной до красноты печи, и всем телом, от кончика носа до кончика хвоста ощущает тепло. Тепло проходит через высыхающую шерсть и заставляет ее топорщится, а напряженные мышцы - размякнуть. Изнутри греет съеденное мясо, и Волк лениво дремлет и не ведет ухом даже тогда, когда слышится дрожь пола, а затем чихание мотора и свет фар мелькает в щелях заколоченных окон. Этой ночью и бродячие люди, и бродячие собаки далеко, а еще далеко осталась тварь, оставялющая следы, похожие на собачьи, пахнущая дохлой псиной.
Видя спокойствие Волка, Стрелок перестает смотреть на карабин, а Кот мурчит. По коридору чавкает пара вымокших валенок, дверь распахивается сильно, рывком.
Хотя и не так сильно, как раньше, но все же некоторые действия должны исполняться неукоснительно, иначе всё рухнет.
И дверь распахивается, и всё приходит в движение: Кот, ойкнув, хватается за ведро, Зорин, в неуклюжем ватнике, сталкивается с ним на входе, ведро грохочет, Кот мяучит, Зорин роняет на него мешок и охрипшим голосом кричит: "Рипхен, убери свое зверье", Стрелок зажигает керосинку, Волк хватает зубами тяжелый мешок, пятясь, тащит его в угол. В мешке волочится полкруга жмыха, грохочет еще что-то усохшее.Стрелок помогает Зорин размотать платок, шарф, хватает ватник и несет его сушить. Кот убежал на улицу зе водой, а керосинка на столе окружена кружками, Блиц греет у печи замерзшие руки и мимоходом треплет Волка по загривку. Стрелок блестит зубами и быстро чистит брюкву. Возвращается Кот, льет воду из ведра в кастрюли, уходит набрать еще одно,
попутно ухватив со стола полоску сырого мяса. Но в этот раз от Стрелка не слышно окрика, а Зорин уже добро улыбается.
Волк снова кладет голову на лапы.
Уже глубоко заполночь, когда Стрелку, чтобы подкинуть полено в почти прогоревшую печку, приходится перешагивать через пушистый ком, в который свернулись Волк и Кот.
- Ишь, растёт-то мальчик, - гостья за столом сыплет махорку на бумагу, сврорачивает уже вторую "козью ногу".
- Растёт? - Стрелок переспрашивает с сомнением. - Не, навряд ли. И тренироваться надо чаще, и гонять его больше...
"Тренироваться" выглядит сценой то ли из "Вильгельма Телля", то ли из "Ричарда Третьего", причем поставленной представителем несомненно вырождающейся расы и поклонником дефективного искусства. Зорин один раз видела и больше не хочет. Как Стрелок берет карабин, а Кот стряхивает с себя слишком большие ему взрослые сапоги, по-звериному потягивается и отрывисто зевает. Стрелок оборачивает на звук лицо с завязаннями глазами и вскидывает карабин, а Кот распластывается на полу, уходя от выстрела прыжками, перебежками, кульбитами, в двух случаях из трех пуля застряет в стене, или после нескольких рикошетов устает за ним гоняться. Но в третьем случае Кот замирает на середине движения, резко дергается, падает и больше не шевелится. Стрелок слышит это падение уже неживого тела, сдергивает повязку и идет извлекать пулю. Для этого охотничий нож тоже годится.
Затем Кот поднимается на четвереньки, косится на Зорин и чешет левое ухо, жалуясь на вшей. Стрелок обещает устроить головомойку и перезаряжает карабин. Тренировка продолжается. Волк при этом не присутствует, он не любит ни стрельбы, ни скулежа Кота, ни табака Зорин.
Блиц помнит об этом и сейчас, оттого сворачивает третью самокрутку и кладет рядом с двумя предыдущими.
Пошуровав кочергой в печке, Стрелок оборачивается:
- Принесла?
- Угу. - рядом с самокрутками шуршит калька с синими узорами. Стрелок разворачивает, смотрит на свет. Зорин уже не тянет время и снимает свитер, кофту, гимнастерку, разматывает опухшее после прошлого раза плечо. На столе лучится чистотой пара вываренных скальпелей, бинт.
- Что-то Док в этот раз явно перепутал.
- А ты вверх ногами не держи.
- А спирт?
Спирт нужен, но спирта нет. Есть скверной очистки свекольный самогон, и пациентке нужно принять внутрь, чтобы не дернуться под скальпелем, и доктору нужно принять, чтобы кривая шла правильно, а не то придется делать разрез поверх.
Некторое время спустя, разминая уставшие руки и распрямляя на ходу затекшую спину, Стрелок со словами: "А смотри что у нас есть" ставит на стол еще и патефон. Блиц втирает в свежие разрезы смесь чернил и табачного пепла, морщится, но утвердительно кивает, когда Стрелок ставит пластинку и начинает куртить ручку.
Зорин чуть щелкает пальцами здоровой руки, чуть притопывает сапогом - и Стрелку кажется, что комната идет волнами и начинает вращаться. Как будто стало чуть теплее. Как будто не ноет желудок. Что заметки Дока - это не случайный бред сумасшедшего и что они еще могут помочь.
- Иллюзионист, - улыбается Стрелок и дергает Зорин со стула. - Потанцуем.
И, пока не закончит вращаться пластинка, они танцуют, чуть было не наступая на Волка, чуть был не натыкаясь на печь, чуть было не опрокинув стол.Наивная музыка про мелкие милые цветочки, которые вылезают из-под снега. Но для того, чтобы дожить до обещанного самолета, чтобы вырваться из окружения, чтобы выбраться из снежной ловушки, требуется быть уже не человеком, а чем-то еще. Как Стрелок, как Волк, как Кот.
"Иллюзионист" - примеряет Зорин на себя новое имя.
Очень может быть, что эта песенка закончится для них благополучно, в конце-то концов.
Название: нету!
Автор: предпочел остаться анонимусом.
Источник: Хеллсинг.
Персонажи: Ван Винкль, Шрёдингер, Гюнше, Алукард опосредованно.
Жанр: пре-фик. Выживательский флафф.
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: вампиризм, каннибаллизм, оккультизм, скверное настоящее.
Место и время действия: заброшенная секретная исседовательская база, Польша. Февраль 1945 года
От автора: да-да, считайте AU то обстоятельство, что песня "Ландыши" была написана не в 1955 году, как ей положено, а значительно ранее и исходно на немецком.
читать дальше
Стрелок.
В одиночку в лес никто не ходит. В одиночку солдаты вообще обычно не ходят, проклятие. В одиночку через лес не пойдут даже местные... обычно не пойдут.
"Обыыычно" - это слово тянется как голодная, едкая слюна, завершаясь цыканием зуба. Рука уверенно держит прицел и не дрожит. Вообще ничего не дрожит - тело давно само стало как дерево, как вымерзшая земля. Обычный человек может провести на таком холодном, сыром ветру несколько дней, а затем быстро теряет силы и внутренее тепло. Обычный. Для того чтобы растерять силы, теперь достаточно один раз попасть под холодный дождь пополам со снегом. Вот до чего доводит людей бескормица.
"Бескормица" - щелкает затвор карабина и вот-вот, наконец-то оно. Выстрел гулко разносится по лесу, отражается от незамерзающей реки и уходит вдаль, к затянутым туманной дымкой горам. После этого темное пятно на противоположном берегу сначала роняет ведро, а затем падает у самой воды.
Стрелок еще некоторое время стоит неподвижно, не опуская оружия, не отрываясь от прицела. В лесу может быть кто-то еще, непрошенные соперники - вооруженные отряды, своры бродячих собак, одно не лучше другого. Следует подождать. Чтобы скрасить ожидание, стрелок покручивает в уме подслушанную неизвестно где и когда мелодию, старась не сбиваться на скороговорку. Медленно, спокойно, радостно. Какие там были слова? "парам-парам, не букет из алых роз, не тюльпаны и не лилии, парам парам-пам-пам". Радостно.
Радостно запыхавшись, держа охотничий карабин наизготовку, стрелок пересекает реку и осторожно приближается к своей жертве. Вблизи это уже не безымянный черный мешок - а небритый, грязный, но еще довольно молодой мужчина. Он смешно ворочается в тающем снегу, и уже не кричит. Рана на бедре пульсирует кровью, правая штанина пропиталась насквозь. Жить ему остаются считаные минуты, но когда стрелок склоняется над ним, мужчина все равно пытается отдернуться.
Смерть не пахнет, а кто скажет вам, что это не так... Смерть не носит в качестве основного предмета одежды маскхалат, когда-то очень давно, очень давно, когда мир был тепл, невинен и кровожаден... короче, зимним маскхалатам в те времена, согласно уставу и элементарному здравому смыслу полагалось быть белыми. Но это было очень-очень давно.
На ночь стрелок теперь вывешивает свой маскхалат на школьном дворе на флагштоке. На флагштоке - чтобы не добралось до него голодное зверье. На холоде - чтобы не расплодились мелкие червячки. А по утрам стрелок спускает одежу с проволочки, мнет, чтобы сломать бурую ледяную корку, одевает поверх подрезанной шинели. Берет карабин, пристегивает перевязь с неуставным охотничьим ножом.
Нож очень полезен для того, чтобы разрезать шарф, воротник, тряпье на теле добычи и добраться до шеи. Очень, очень, очень...
Стрелок уже голодно капает слюной, и не обращает внимания ни на подергивания своей еды, ни на лес, из которого может появиться кто угодно, ни на небо, ни на землю. Кровь уже не ударяет стрелку в голову, слишком жидкая, но согревающая, как пустой кипяток.
Напоследок стрелок облизывает края раны, затем с усилием заставляет себя выпрямиться, сесть на тело. Осмотреться. Вернуться к реальности. Впрочем, реальности не настолько плохой, как полчаса назад. Песенка возвращается, и теперь звучит в голове уже куда веселее. Надо будет вспомнить...
Дело стрелка на этом не заканчивается. Нужно встать, подобрать валяющееся ведро, еще раз вздохнуть и браться за дело. Зимние дни коротки - а работы предстоит много.
+++
Кот.
- Темно уже.
Слова разносятся по помещению и глохнут в холодных углах. Привычка разговаривать с самим собой недетская, но кот об этом не знает. Кот вообще мало что знает о том, как положено вести себя существам его возраста. А что и знал - то успел позабыть. В обязанности кота входит поддерживать тепло в бывшей учебной аудитории, пить пустой кипяток и ждать, ждать, ждать... временами сворачиваться у металлической печурки в пушистый клубок и забываться голодным, тревожным сном.
Еще несколько дней назад кот был достаточно сыт, чтобы любопытствовать, и пускался на исследования. Пустые коридоры, тяжелые распахнутые двери, темные вентиляционные шахты, пепел сожженых бумаг. Именно после одной из таких вылазок кот вернулся, пыхтя и перехватывая поудобнее тяжелый ящик граммофона. В ответ на сдержанное хмыкание стрелка потряс найденной рядом с агрегатом инструкцией и свалил на пол кипу маленьких пластин в белых, немаркированных конвертах. Стрелок тогда только зевнула, взяла топор и продолжила колоть на щепу большой конторский стол. Они мало разговаривали друг с другом и раньше, а сейчас необходимость в этом почти отпала.
Одна из пластинок оказалась-таки не учебником по непонятной абракадабре, и не гундосой начиткой заклинаний на старофранцузском, а обычной пластинкой - как и положено, с музыкой. Но стрелок наверняка вчера все слышала. Может, оттого и ушла сегодня спозаранку.
Связь музыки и того, что стрелок все никак не возвращается... где тут связь?
"Свяяязь" - обиженно мяучит кот.
Связь потеряна, войска окружены, армия отступает, а они застряли здесь и наверняка погибли бы. Если бы не...
"Зоррин. Мрряя..." - зевает кот.
Зорин, которая гоняет маленький грузовичок по окаменевшей грязи с риском перевернуться или быть застигнутой патрулями. Зорин, все оружие которой составляют ее собственные кулаки, длинный охотничий нож в сапоге и пять подложных паспортов. Только и всего.
Потому что Зорин человек.
"Пока что человек" - думает кот человеческие мысли. Зорин приезжает раз, два раза, еще раз, привозит помороженную черную картошку, брюкву, куски прессованных жмыхов и лакомые жирные рыбьи головы. Чеснок. Кот принюхивается. На грубо сколоченном столе до сих пор лежит чеснок, и это все, что осталось из еды. Стрелок говорила... Стрелок сказала перед уходом: "Жри чеснок, тварь". Стрелок сказала: "Жри, а не то зубы выпадут".
Кот зевает и демонстрирует мелкие острые зубки. Зубы не зубы, а возьмешь зубок чеснока - и голодные рези в желудке заставят кататься по полу. Подождет.
+++
Волк.
Волк уже не бежит, а бредет по насту, опустив нос, насторожив уши. Снег белеет в темноте, черные стволы запустили пальцы, покрытые ледяной коркой, в мглу неба наверху. На небе луна - убывающая, слабая. Волк знает это, и потому спешит. Знание собственной слабости смешивается с чужим запахом. Волк принюхивается: запах знакомый. Псовый запах, запах крови, железа и мертвечины. Но слишком давно и слишком далеко. Волк чуть слышно ворчит и совсем по-человечески фыркает. Время идти домой.
"Домой" не не вызывает человеческих мыслей, а только размытые образы и запахи. Запах холодного бетона, пыли, дыма. Но в первую очередь кровью, кровью свежей пахнет из ведра, а высокая фигура в углу пахнет кровью свежезасохшей, и еще порохом. Говорит пару слов высоким голосом, отворачивается, и Волк ест, ест мясо из ведра, пока оно не перевернется, лижет кровь с пола, Стрелок все это время стоит и смотрит, а затем коротко смеется, когда Волк начинает облизывать ее покрытые осыпающимися бурыми чешуйками пальцы. Вслед за именем вспоминается человеческая же сдержанность, и Волк уже спокойно стоит и терпеливо выносит мелкие когтистые пальцы, мелкие зубки, покусывающие за ухо. Подставляет бока зубцам щербатой расчески. Затем встряхивается, одной лапой откидывает от себя Кота - тот издает смешной писк и откатывается на спину, Волк ложится рядом, вытягивается возле натопленной до красноты печи, и всем телом, от кончика носа до кончика хвоста ощущает тепло. Тепло проходит через высыхающую шерсть и заставляет ее топорщится, а напряженные мышцы - размякнуть. Изнутри греет съеденное мясо, и Волк лениво дремлет и не ведет ухом даже тогда, когда слышится дрожь пола, а затем чихание мотора и свет фар мелькает в щелях заколоченных окон. Этой ночью и бродячие люди, и бродячие собаки далеко, а еще далеко осталась тварь, оставялющая следы, похожие на собачьи, пахнущая дохлой псиной.
Видя спокойствие Волка, Стрелок перестает смотреть на карабин, а Кот мурчит. По коридору чавкает пара вымокших валенок, дверь распахивается сильно, рывком.
Хотя и не так сильно, как раньше, но все же некоторые действия должны исполняться неукоснительно, иначе всё рухнет.
И дверь распахивается, и всё приходит в движение: Кот, ойкнув, хватается за ведро, Зорин, в неуклюжем ватнике, сталкивается с ним на входе, ведро грохочет, Кот мяучит, Зорин роняет на него мешок и охрипшим голосом кричит: "Рипхен, убери свое зверье", Стрелок зажигает керосинку, Волк хватает зубами тяжелый мешок, пятясь, тащит его в угол. В мешке волочится полкруга жмыха, грохочет еще что-то усохшее.Стрелок помогает Зорин размотать платок, шарф, хватает ватник и несет его сушить. Кот убежал на улицу зе водой, а керосинка на столе окружена кружками, Блиц греет у печи замерзшие руки и мимоходом треплет Волка по загривку. Стрелок блестит зубами и быстро чистит брюкву. Возвращается Кот, льет воду из ведра в кастрюли, уходит набрать еще одно,
попутно ухватив со стола полоску сырого мяса. Но в этот раз от Стрелка не слышно окрика, а Зорин уже добро улыбается.
Волк снова кладет голову на лапы.
+++
В конце-то концов.
Уже глубоко заполночь, когда Стрелку, чтобы подкинуть полено в почти прогоревшую печку, приходится перешагивать через пушистый ком, в который свернулись Волк и Кот.
- Ишь, растёт-то мальчик, - гостья за столом сыплет махорку на бумагу, сврорачивает уже вторую "козью ногу".
- Растёт? - Стрелок переспрашивает с сомнением. - Не, навряд ли. И тренироваться надо чаще, и гонять его больше...
"Тренироваться" выглядит сценой то ли из "Вильгельма Телля", то ли из "Ричарда Третьего", причем поставленной представителем несомненно вырождающейся расы и поклонником дефективного искусства. Зорин один раз видела и больше не хочет. Как Стрелок берет карабин, а Кот стряхивает с себя слишком большие ему взрослые сапоги, по-звериному потягивается и отрывисто зевает. Стрелок оборачивает на звук лицо с завязаннями глазами и вскидывает карабин, а Кот распластывается на полу, уходя от выстрела прыжками, перебежками, кульбитами, в двух случаях из трех пуля застряет в стене, или после нескольких рикошетов устает за ним гоняться. Но в третьем случае Кот замирает на середине движения, резко дергается, падает и больше не шевелится. Стрелок слышит это падение уже неживого тела, сдергивает повязку и идет извлекать пулю. Для этого охотничий нож тоже годится.
Затем Кот поднимается на четвереньки, косится на Зорин и чешет левое ухо, жалуясь на вшей. Стрелок обещает устроить головомойку и перезаряжает карабин. Тренировка продолжается. Волк при этом не присутствует, он не любит ни стрельбы, ни скулежа Кота, ни табака Зорин.
Блиц помнит об этом и сейчас, оттого сворачивает третью самокрутку и кладет рядом с двумя предыдущими.
Пошуровав кочергой в печке, Стрелок оборачивается:
- Принесла?
- Угу. - рядом с самокрутками шуршит калька с синими узорами. Стрелок разворачивает, смотрит на свет. Зорин уже не тянет время и снимает свитер, кофту, гимнастерку, разматывает опухшее после прошлого раза плечо. На столе лучится чистотой пара вываренных скальпелей, бинт.
- Что-то Док в этот раз явно перепутал.
- А ты вверх ногами не держи.
- А спирт?
Спирт нужен, но спирта нет. Есть скверной очистки свекольный самогон, и пациентке нужно принять внутрь, чтобы не дернуться под скальпелем, и доктору нужно принять, чтобы кривая шла правильно, а не то придется делать разрез поверх.
Некторое время спустя, разминая уставшие руки и распрямляя на ходу затекшую спину, Стрелок со словами: "А смотри что у нас есть" ставит на стол еще и патефон. Блиц втирает в свежие разрезы смесь чернил и табачного пепла, морщится, но утвердительно кивает, когда Стрелок ставит пластинку и начинает куртить ручку.
Зорин чуть щелкает пальцами здоровой руки, чуть притопывает сапогом - и Стрелку кажется, что комната идет волнами и начинает вращаться. Как будто стало чуть теплее. Как будто не ноет желудок. Что заметки Дока - это не случайный бред сумасшедшего и что они еще могут помочь.
- Иллюзионист, - улыбается Стрелок и дергает Зорин со стула. - Потанцуем.
И, пока не закончит вращаться пластинка, они танцуют, чуть было не наступая на Волка, чуть был не натыкаясь на печь, чуть было не опрокинув стол.Наивная музыка про мелкие милые цветочки, которые вылезают из-под снега. Но для того, чтобы дожить до обещанного самолета, чтобы вырваться из окружения, чтобы выбраться из снежной ловушки, требуется быть уже не человеком, а чем-то еще. Как Стрелок, как Волк, как Кот.
"Иллюзионист" - примеряет Зорин на себя новое имя.
Очень может быть, что эта песенка закончится для них благополучно, в конце-то концов.
@темы: завершено, мини, организация Миллениум, фики, джен, PG-13
-
-
22.01.2011 в 11:04-
-
24.01.2011 в 10:32Исполнитель заказа.