Текст заявки- фанфик: Серас, Интегра, таймлайн - в пределе первых нескольких месяцев после битвы за Лондон. Джен или, по желанию автора, гет - присутствие/упоминания пейрингов Пип/Серас и Алукард/Интегра (не AU, т.е. Пип "внутри" Серас, Алукарда на момент действия фика нет)
Название: Тысяча бумажных журавликов
Автор: Seras-chan
E-mail: [email protected]
Персонажи: Интегра, Серас, Пип
Жанр: Action, Angst, Drama
Рейтинг: PG-13
Размер: Мини
Аннотация: «Иногда мне кажется, что легче было бы знать, что он мертв. Знать хоть что-нибудь наверняка, а не слепо надеяться и ждать».
Читать фикСерас понимает, что совершила ошибку, сразу же, едва они с леди Интегрой приземляются перед крыльцом особняка. Вернее, перед тем, что от него осталось. Нет смысла даже заглядывать в лицо хозяйке, стоящей, словно окаменев. Нельзя, не нужно было ей этого видеть сейчас, может быть — завтра, а лучше — вообще никогда…
В лучах яркого утреннего солнца взорванный дверной проем скалится обломками бетонных плит.
Виктории и самой-то страшно входить в эти двери. Но Интегра Хеллсинг, выпрямив спину, шагает вперед, и Серас молчаливой тенью следует за ней. На кончике языка вертятся оправдания, объяснения: не смогли, не справились, людям не хватило патронов, а ей — силы и скорости. Но ведь они победили, горько думает Серас. И все, кто навечно остались здесь, они раз и навсегда победили…
— Сколько выживших? — цедит Интегра сквозь зубы.
— Я видела двоих. Еще, наверное, есть раненые, — Серас только сейчас понимает, что солдаты, скорее всего, остались здесь без патронов, но в окружении превратившихся в упырей бывших товарищей. Ей хватает секунды, чтобы почувствовать весь особняк, заглянуть в каждую комнату и каждую щель. Трупы кругом. Первый, второй этаж… Несколько упырей. На третьем — только живые люди. — Нам наверх, пойдемте быстрее!
Но леди Интегра останавливается через каждые несколько шагов, натыкаясь взглядом на изувеченные неподвижные тела, разбитые стекла, изрешеченные пулями стены, замирает, словно надеясь отчистить чужеродные пятна с осколков прежней жизни, и Серас снова и снова касается ее плеча, локтя, наконец, потеряв остатки терпения, тянет за рукав, оказываясь невольным проводником по залитым кровью коридорам. На втором этаже они видят упыря, пожирающего чьи-то останки, и Интегра, видимо, не сдержав давно подступавшую тошноту, сгибается в приступе рвоты. Серас бросается вперед, одним ударом добивает солдата, потом, метнувшись за угол, обезглавливает еще двух. Это даже не страшно — привычно уже. Но все еще больно.
«Покойтесь с миром, ребята», — глухо звучит из заполненной дымом пустоты внутри нее.
— Покойтесь с миром, — шепотом вторит Серас.
Отдышавшаяся уже Интегра перезаряжает пистолет, но Серас все больше беспокоит смертельная бледность хозяйки. Они продолжают путь, пока на третьем этаже наконец не находят своих. Двое наемников вскакивают на ноги при их появлении; еще человек семь сидят, привалившись к стене, или лежат на полу.
Леди Хеллсинг кивком приветствует солдат.
— Молодцы, — сорвавшийся с губ хриплый смех звучит настолько дико, что Серас не сразу понимает, что это смеется Интегра. — Значит, нас четверо осталось. Четверо охотников против миллионов нежити. Ну и работа нас ждет…
Пошатнувшись, она взмахивает рукой в попытке найти опору. Виктория подхватывает ее под локоть и усаживает на расстеленное полотнище.
— Я в порядке. В порядке, Серас, — бесцветно шепчет Интегра. — Отпусти…
Она обводит мутным взглядом солдат и саму вампиршу.
— Вам еще нужны приказы? Добить оставшихся упырей. Убрать и сжечь трупы. Им, — она кивает на лежащих поодаль раненых, — срочно нужен врач. Выполняйте.
* * *
Очередная попытка заснуть заканчивается ничем. Дело даже не в том, что она в тонком одеяле распласталась на ледяном полу, и не в том, что комнату заливает слишком яркий дневной свет. Каждый раз, когда Интегра закрывает глаза, она видит лишь пепел, кровь и пламя. В ушах снова и снова эхом звучат крики, выстрелы, стук копыт и лязг стали, и смех, нечеловеческий смех…
Она вновь смыкает веки. Левую глазницу словно заполняет комок огня, в памяти мелькают полузабытые строчки из пособия по первой помощи: инородные тела… инфекция… обезболивающие, антибиотики, какая чушь! Весь ее мир, ее город, ее жизнь этой ночью сгорела дотла. И Алукард… «А-лу-кард», — беззвучно шевелит она губами. Это больнее всего, больнее даже, чем раненый глаз, до которого ей и сквозь повязку страшно дотронуться, чтобы не сделать хуже. Ей тоже необходим врач, если она ослепнет сейчас, это будет конец.
Щеки касаются ледяные пальцы, и Интегра давит в себе вопль, распахивая глаза. Серас. Это всего лишь Серас. Она ведь вампир, и у нее точно такие же холодные руки, нетрудно обознаться…
— Ч-что случилось?
— С упырями покончено, — девушка выглядит смущенной. — Я могу отправиться за врачом, вот только куда?
Интегру пробирает дрожь. Она садится, плотнее кутаясь в одеяло.
— Правительство должны были эвакуировать… У нас найдется карта? Нет? Тогда я начерчу, как добраться. Надеюсь, сможешь долететь? Сэр Айлендз должен быть там, он наверняка помнит тебя, — ей самой при воспоминании о том, как Серас свалилась на голову сэру Пенвуду, не удается сдержать не то смешок, не то всхлип. — Все равно следует доложить ему об исходе битвы. Заодно скажешь, что нам нужна помощь. Справишься?
Дождавшись кивка, она опускает взгляд, утомленная затянувшимся объяснением. Листок из блокнота с нарисованной на скорую руку схематичной картой Виктория прячет в карман, а потом неожиданно садится на корточки рядом и снимает с пояса металлическую флягу.
— Выпейте, — она откручивает пробку, и Интегра чувствует резкий запах алкоголя. — Думаю, вам станет лучше.
— К-какого черта, — зубы стучат о край фляжки. — Не смей решать за меня! Оставь в покое!
Серас, наверное, права, но уже просто нет сил закончить эту мысль. И нет сил сопротивляться, когда вампирша, не придав ни малейшего значения словам, мягко, но настойчиво придерживает ее за плечи и наклоняет флягу. Интегра кашляет, давится дешевым бренди, но в конце концов глотает. Горло саднит.
— Простите меня, — Серас смотрит в пол. — Но так действительно будет лучше. Постарайтесь заснуть.
* * *
Серас летит со всех ног — вернее, со всех крыльев. По карте, нарисованной леди Интегрой, оказывается чертовски сложно ориентироваться, но направление она берет верное, и наконец замечает скопление машин — как гражданских, так и военных.
Разыскав сэра Айлендза, Серас докладывает сперва ему, а потом — самой Королеве; она не успевает даже испугаться, слишком стремительно все происходит. Какое-то совещание, изумленные, недоверчивые и встревоженные взгляды. Переход на военное положение, споры о поддержании или отмене секретности, оцепление, эвакуация, оказание медицинской помощи… Впрочем, из потока слов Серас вылавливает то, что напрямую касается «Хеллсинга»: нужно будет провести инструктаж с войсками, которые войдут в город. А потом оставшихся бойцов Организации соберут в отдельный отряд — и, похоже, от них ждут какой-то небывалой эффективности.
«Ну, для тебя границы возможного несколько расширились, девчушка, — напоминает Пип, вызывая у нее неловкую улыбку. — А прочим не впервой совершать невозможное».
Серас задерживается дольше, чем ожидала, но в результате «Хеллсинг» получает в свое распоряжение не только врача, но и двоих солдат, а также грузовик с боеприпасами, запасом воды, еще какими-то вещами. На трассе ни души, так что возвращаются они очень быстро; кажется, даже полет по прямой занял больше времени. Хирург немедленно приступает к работе, и Серас невыносимо хочется попросить, чтобы начали с хозяйки, в конце концов, не так уж много времени нужно на одного человека… Но она прекрасно понимает: тяжелораненые — в первую очередь.
Черед леди Хеллсинг приходит очень, очень нескоро. Впрочем, сама она выглядит совершенно спокойной — пожалуй, слишком спокойной, а еще невероятно усталой, несмотря на несколько часов сна.
* * *
Сквозь дурноту Интегра пытается разобраться в происходящем. Серас вернулась под вечер, привезла врача и боеприпасы… Это хорошо. Сегодня еще можно отлежаться, а завтра — в город. Десятки и сотни умирают уже сейчас, но толку от нее пока не будет — да и от остальных тоже, люди на ногах не держатся от усталости. Значит, завтра… С чего начать? Больницы, школы, жилые кварталы? Как наладить эвакуацию пострадавших? Как сделать, чтобы спецназ и впрямь приносил пользу в спасательных операциях, а не пополнял ряды упырей?.. Проще было бы сбросить бомбу — разом выжечь всю оставшуюся нечисть, вместе с живой плотью вырезать язву. И не приведи Господь кто-нибудь в правительстве до этого додумается…
Над ней склоняется незнакомый мужчина с жесткими чертами лица. Врач. Покосившись вправо, Интегра видит (и лишь потом — чувствует), как побледневшая Серас сжимает ее запястье. Из-за чего так беспокоиться? Рана, кажется, для жизни не опасная…
— Лежите спокойно! — сердитый окрик заставляет ее поморщиться.
После укола боль отступает, и Интегра, чтобы отвлечься и не нервировать больше хирурга, возвращается мыслями в город. Да, в одиночку — и даже одним отрядом, даже если бы все «Гуси» остались в живых, — здесь ничего не сделаешь. Вот если бы Алукард…
Алукард. Она не может привыкнуть думать о нем, как… нет, не о погибшем, обрывает себя Интегра. Он не умер, он просто исчез. Она сказала Майору, что ее слуга вернется — а что еще ей оставалось? И что ей остается теперь, кроме как отчаянно верить в это самой?
Боль возвращается медленной волной и вновь исчезает, а потом Интегра под действием лекарств проваливается в забытье. Ей снится, будто она ищет Алукарда в бесконечных коридорах огромного мрачного здания. Нужно спуститься вниз, в подвал, но ни одна лестница туда не ведет. Интегра решает воспользоваться вентиляцией, как много лет назад, в детстве, но тоннель, по которому она ползет, становится все уже, а вдалеке слышатся голоса погони… Впрочем, на следующее утро она не может вспомнить этот сон.
Интегру Хеллсинг будит солнечный луч, скользнувший по щеке. Секунду она улыбается теплу, а потом открывает глаза и решительно выбирается из-под одеяла. Что ж, ей предстоит много работы. Она справится.
* * *
«Здесь должен быть хоть кто-то нормальный, — обреченно думает Серас. — И этим кем-то придется быть мне». Вот только ей не очень-то удается оставаться островком нормальности, особенно если учесть, что чужие солдаты от нее шарахаются, уцелевшие Гуси ведут себя так, словно она — это и есть Пип (сам капитан, правда, этим почти доволен), а леди Интегра явно пару раз уже принимала ее за Алукарда. Вообще-то хозяйка — это сейчас главная головная боль Виктории. Она, конечно, понимала, что не сможет уговорить главу Организации сидеть сложа руки, пока остальные занимаются подготовкой спасательных мероприятий. Но отлежаться по меньшей мере пару дней Интегре было необходимо… Однако не прошло и суток, а хозяйка уже стоит на ногах, и отправилась она не в штаб, как рассчитывала вампирша, а в город вместе с отрядом.
— Простите, но это неразумно, — в очередной раз начинает Серас. Они проезжают обезлюдевшую окраину — по-видимому, жители самых отдаленных районов успели уехать, когда началась бомбардировка, или были эвакуированы позже. — Может, вы хотя бы останетесь в машине? Тогда я смогу действовать куда свободнее…
— Полицейская, — судя по тону Интегры, ее терпение уже на исходе, и Серас втягивает голову в плечи, — ты действительно считаешь, что я не способна за себя постоять?
С волосами, собранными в тугой хвост, и белой повязкой, закрывающей полголовы, леди Хеллсинг выглядит непривычно жесткой, но Виктория хорошо понимает, что держится хозяйка исключительно на железной воле. Через восемь часов после операции ни один человек не сможет продемонстрировать боевую эффективность. «Зачем вам вообще это нужно?» — хочет спросить вампирша, но сдерживается. Что бы ни хотела доказать леди себе и окружающим, она все равно не отступит от принятого решения, какие бы аргументы Серас ни приводила. Кажется, именно это ее Хозяин и ценил в Хеллсингах… и, кажется, именно от этого сама она скоро окончательно свихнется. Мысль о Хозяине вызывает невольную улыбку. Скрепя сердце Серас оставляет надежду отговорить Интегру от рискованного предприятия — но, по крайней мере, уж защитить-то ее она теперь точно сможет.
* * *
В городе… тихо. Интегра столько раз была здесь, ездила на автомобиле, реже — гуляла пешком. И никогда не слышала такой оглушительной, словно когтями раздирающей сознание тишины: только отдаленный гул пламени, да еще какой-то полузнакомый шум, будто волнуется море… Разрушенные, исковерканные, выгоревшие здания зияют проломами в стройных рядах улиц — но чем ближе к центру, тем меньше остается уцелевших строений, и уже они торчат, словно редкие зубы в изломанной челюсти. Как будто война — хотя что же это еще, если не война? Впрочем, теперь уже нет. Теперь — просто стихийное бедствие. Как радиация, после единственного взрыва в Хиросиме еще долго продолжавшая убивать людей, невпопад вспоминает Интегра.
В лучах неяркого осеннего солнца город кажется пустынным, но под завалами или в уцелевших квартирках и офисах должны быть выжившие… а еще упыри, десятки и сотни тысяч голодных упырей, которые с закатом выберутся из укрытий в поисках человеческой плоти. Значит, нужно успеть раньше.
Машина останавливается возле разрушенной взрывом больницы. Интегра выходит наружу, за ней — непривычно серьезная Серас и четверо солдат.
— Виктория? Ты можешь определить, остался ли там кто-нибудь живой?
Вампирша медленно поводит головой, словно принюхивающаяся ищейка:
— Кто-то есть. Но издалека точно не скажу.
Достаточно и того, что в здании есть живые люди. Интегра бросает: «Идем», — и первая устремляется к развалинам. Конечно, спасение людей — это совсем не профиль Организации, но таково было решение Айлендза, координирующего их действия теперь. Впрочем, служба спасения тоже должна прибыть через несколько часов, и у них, по крайней мере, будут врачи: под завалом наверняка полно раненых…
Это непривычно и тяжело, невероятно тяжело, пусть впереди уже Серас, которой не страшны ссадины на руках и сыплющиеся сверху камни. Они медленно пробираются меж грудами кирпичей и бетонных плит, и, кажется, проходит не меньше часа, пока наконец вампирша не останавливается. Она вытягивает из треснувшей стены несколько огромных блоков, словно они весят не больше, чем кафельные плитки.
— Сюда!
В открывшемся проеме они видят чье-то тело… а потом Виктория очень осторожно вытаскивает оттуда женщину лет сорока. У нее серое изможденное лицо — и открытый перелом повыше колена. Серас выносит пострадавшую наружу, и пока врач делает укол обезболивающего и обрабатывает рану, Интегра склоняется к ней:
— Как вас зовут?
— Сьюзен… Сьюзен Вайс, — та стискивает зубы.
Кивнув, Интегра записывает имя в карманный блокнот, сама не зная, зачем, а потом они с Серас вновь направляются в здание.
Уже под утро по дороге домой она от усталости едва не теряет сознание прямо в машине, но настороженный взгляд Полицейской напоминает о необходимости держать себя в руках. Еще не хватало падать в обморок при всех. Наконец автомобиль въезжает во двор особняка. Отдав необходимые распоряжения, Интегра без сил опускается на жесткое подобие нар в обжитой ими с Серас комнате на третьем этаже — уже не верится, что несколько дней назад здесь располагался аналитический отдел. Хотя самой вампирше, наверное, было бы комфортнее спать в подвале, но у них теперь все равно почти не будет времени на отдых. Впрочем, Виктории легче, сон ей нужен меньше, чем людям…
Незаметно для себя она засыпает.
* * *
Интегра Хеллсинг летит, как выпущенная из лука стрела — вот только, кажется, все не находит мишени. В первое время они спасают десятки человек каждый день. Интегра в лихорадочном возбуждении мчится вперед, вытаскивает из-под завалов все новых раненых, так что даже врач, чертыхаясь, требует дать ему передышку. Вперед и вперед, быстрее всех, лучше всех, несмотря на недавнее ранение. Она попадает в сердце упырю с единственного выстрела — еще ни разу не потратила двух патронов на одну цель. Кроме Серас, никто не знает, сколько часов, оторванных от сна, Интегра провела в тире, заново привыкая стрелять без промахов. Но все чаще во взгляде хозяйки проскальзывает какая-то усталая обреченность. Ей бы отдохнуть, только ведь не заставишь…
Очередная ночь медленно перетекает в утро, скоро их смена закончится: днем, когда упыри скрываются в подвалах и канализации, куда не проникает свет, эстафету принимает спецназ. Но осмотреть последнее на сегодня здание, еще и задетое взрывом вдобавок — не самая простая задача. Леди Хеллсинг и солдаты обследуют верхние этажи, а сама Виктория спускается вниз, в подвал. Незнакомые места гораздо сложнее ощупывать мысленно, и Серас пробегает по коридорам, протискивается между просевшими бетонными перекрытиями, чтобы уже точно сказать: здесь никого нет. Снова трупы — но это сейчас не их работа. Снова ни одного выжившего… Задумавшись, она не спеша поднимается по лестнице, но послышавшийся слабый вскрик заставляет ее стремительной тенью метнуться вверх, почти не касаясь ступеней. Леди Интегра!
Спустя несколько секунд Серас оказывается в одной из комнат на втором этаже. Здесь пол усеян обломками кирпичей из полуразрушенной стены, под которыми угадывается мужское тело. Интегра стоит поодаль, облокотившись о стену, ее брюки выпачканы белой пылью, а на правом колене чернеет влажное пятно. Кровь?
— Что случилось?!
— Споткнулась и упала. Не беспокойся.
Виктория опускается на корточки перед хозяйкой и наскоро осматривает колено.
— Кости целы, кажется, но ушиб должен быть сильный, — Интегра лишь болезненно морщится в ответ. — Давайте я отнесу вас в фургон, врач хоть повязку наложит…
Она ждет возражений, но леди Хеллсинг молча кивает.
* * *
Удушливый запах дыма чувствуется даже здесь, на самой окраине мертвого города. А может быть, это пахнут ее собственные волосы, одежда и кожа… или она уже просто не может видеть и чувствовать ничего, кроме въевшегося в сознание кошмара.
Интегра требует у Серас составить список за сегодня — и продолжает тщательно записывать в свой блокнот имена. Каждого, кого спас их маленький отряд. Она помнит всех. Бенджамин Кроссман, отставной военный, мгновенно разобравшийся в ситуации и по собственной инициативе присоединившийся к ним — первым из десятка добровольцев. Миссис Брайан, все твердившая о конце света и отказывавшаяся уходить из дома без любимой кошки; в конце концов старушке вкололи успокоительное и увели насильно, а кошку так и не нашли. Семья Стоунов — муж, жена и двое близнецов лет семи… Дальше две строчки жирно зачеркнуты, но она помнит, все равно мучительно помнит и лица, и имена: Питер и Джим Хоуп. Мальчишка, которого сочли всего лишь раненым, был, как оказалось, укушен упырем. Еле заметной царапины не хватило бы для заражения — но обезвоживание и потеря крови сыграли свою роль. Он укусил брата и едва не застал врасплох саму Интегру, ее спасла лишь отточенная за годы реакция, да еще привычка не расставаться с оружием даже в безопасной обстановке. Упырь рассыпался пеплом — а старший брат, так и не поняв, что произошло, кинулся на нее с ножом.
Он бы все равно умер, уговаривает себя Интегра. Но эти две смерти лежат на ее совести. А кроме них, еще миллионы смертей, которые она обязана была предотвратить — и не смогла.
Она открывает папку с копиями досье спасенных, перебирает страницы — по одной на каждого. Но строчки сливаются перед глазами, буквы плывут, складываясь в витиеватое: «Виновна», — могильной плитой ложащееся на ее плечи. Рывком она выхватывает первый попавшийся лист: сжечь, разорвать, смять в ладони? Но из памяти уже не вытравить этих имен. А если так…
— Серас. Ты умеешь складывать журавликов?
Взгляд вампирши затуманивается — видимо, вспоминает.
— Умею. Но зачем?
— Покажи, — Интегра протягивает листок.
Это не слишком сложно, нет. Болезненно обострившаяся память фиксирует каждый сгиб, и со следующим она справляется уже сама.
— Так зачем вам это нужно? — допытывается Серас.
Интегра долго молчит, сперва надеясь, что вампирша уйдет и оставит ее в покое, затем — подбирая слова.
— Я не могу больше ждать. Каждый день мне кажется, что я вот-вот найду его тело под завалами. Или его нашли раньше, и я уже никогда… Я больше так не могу.
* * *
Можно даже не спрашивать, о ком идет речь.
— Он не умер! — Серас беспомощно мотает головой. — Не умер, вы же сами знаете… Почему вы больше не верите?
Повинуясь внезапному порыву, она придвигается к леди Интегре и обнимает ее за плечи.
— Я… верю, — медленно выговаривает та. — Но верить — слишком мало. Иногда мне кажется, что легче было бы знать, что он мертв. Знать хоть что-нибудь наверняка, а не слепо надеяться и ждать. Что, если я так и не дождусь?
— Не ждите, — Серас чувствует, как вздрагивает хозяйка, и еле заставляет себя договорить: — не ждите, просто продолжайте жить дальше. Это единственное, что можно сделать.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — в голосе угадывается глухое отчаяние. — И никогда не поймешь.
— Вы думаете, я не знаю, как это больно? — Виктория жалеет Интегру, да и по хозяину она тоскует тоже, но горло сжимает уже собственная застарелая горечь. — Каково терять все, абсолютно все, что было дорого?
Ей хочется сказать еще много-много глупых и лишних вещей — о том, что мужчин на свете много, а родителей новых не найдешь, о том, что, в конце концов, у хозяйки осталась она, Серас; девушка набирает воздуха — и слышит изнутри резкое: «Виктория, закрой рот!» Обида, словно удар под дых, заставляет ее поперхнуться словами, и секундной заминки хватает, чтобы сообразить: капитан прав. Господи, какая чушь, ну где найдешь замену ее хозяину?..
Вампирша прикусывает губу, краснеет и снова бледнеет, а потом вспоминает об Интегре, наверняка наблюдающей за внешними проявлениями ее терзаний.
— Простите меня, хозяйка, — выпаливает она скороговоркой и, запоздало смутившись, пытается расцепить руки и выпустить леди из затянувшегося неловкого объятия.
— Это ты меня извини, — поверх ее локтя ложится теплая ладонь, удерживая на месте. — Ты права. Надо жить дальше. Но сейчас я хочу разобраться вот с этим, — Интегра кивает на папку, из которой были взяты листки для их неожиданного урока оригами. — Поможешь?
Журавлики. Серас смутно припоминает: была какая-то притча или примета. Кажется, их надо сделать много-много, и тогда они заслонят беду. Что ж, если леди Хеллсинг так будет спокойнее…
Стянув перчатки и больше ни о чем не спрашивая, Виктория принимается за работу.
* * *
Интегра ловит себя на том, что, задумавшись, следит за руками вампирши — у нее тонкие быстрые пальцы, только тем и похожие на Алукарда, что такие же холодные. А еще… он никогда ее не обнимал так, да и вообще почти не прикасался. Все-таки у Серас, будь она хоть десять раз им укушена, никогда не будет этого ледяного высокомерия, этого испытующего взгляда, от которого кровь застывает в жилах у нормальных людей и который Интегра за десять лет привыкла выдерживать — да так привыкла, что не может обойтись без этого теперь.
А ведь ей и впрямь придется научиться обходиться без Алукарда. Если только… Но лучше пока об этом не думать, чтобы не спугнуть призрачную надежду. Виктория поможет ей. Они должны справиться, должны успеть.
Сперва дело идет слишком медленно, но с каждым разом у них обеих получается все лучше. Новые и новые белые фигурки с узором черных букв выстраиваются в ряд на столе, и, кажется, проходит много часов, но папка все еще не опустела. Интегра, даже не замечая неприятного привкуса дешевых сигарет, курит их одну за другой, и в конце концов Серас, морщась, встает, чтобы открыть окно. Вместе с холодным воздухом в комнату врывается запах гари. Или снова мерещится?
— Ложитесь спать, — требует вампирша.
Интегра из последних сил ухмыляется, а потом, стащив очки, сворачивается калачиком на постели. Ее и правда вымотала прошедшая ночь, да и разговор с Викторией тоже. Она засыпает мгновенно и уже не видит, как Серас укрывает ее одеялом, а потом садится на подоконник, где больше света, и берет очередной лист бумаги.
* * *
«Ты сама-то спать не собираешься?» — интересуется Пип. Серас молчит, все еще не проглотив обиду. Единственное уцелевшее окно занавешивают полуприкрытые жалюзи, из форточки веет прохладой, дымом, а еще — на грани ощущений — сладковатым запахом разложения. Десять минут или три журавлика спустя Серас тянется закрыть окно, сдерживая зевок: ей действительно отчаянно хочется спать, но не потому что она устала, просто с наступлением дня становится сложно бороться со сном…
«Хватит дуться, девчушка. Лучше скажи-ка, ты ведь слышала эту историю о бумажных журавликах?»
— Ну, слышала, — она вздыхает. — И что?
«Да так, — Пип закуривает и как-то смутно добавляет: — Не слишком хорошая примета, если ты меня спросишь».
Она бы стукнула его, если бы могла.
— Нет. Не спрошу, — Серас, наверное, будет жалеть об этой грубости после, но сейчас она сердится на капитана еще сильнее, чем раньше. Нашел время для дурных пророчеств! — Даже говорить об этом не смейте! С хозяйкой все будет хорошо.
Она плотно стискивает зубы, чтобы ни словом не выдать собственной неуверенности и, что уж скрывать, испуга. Хозяин открутит ей голову, если с леди Интегрой что-нибудь случится, но дело даже не в этом: Серас и сама себе никогда не простила бы…
Бернадотте лишь пожимает плечами. Виктория вновь морщится от запаха сигаретного дыма (Пип с леди Интегрой как будто сговорились!) и терпит, пока молчание не становится совершенно невыносимым, а потом неловко произносит:
— Спасибо, что помогли мне с журавликами. Сама бы я не вспомнила, как их делать.
Звучит не слишком похоже на извинение, но, кажется, капитан ее понимает.
— Да не за что. Вот не думал, что когда-нибудь пригодится. Мы с ребятами как-то ждали рейса, развлекались…
— И не курите внутри меня, пожалуйста, — безнадежно просит она, наконец-то слыша в ответ хрипловатый смех и потихоньку успокаиваясь.
* * *
Сколько времени прошло со дня битвы? Неделя, десять дней, двенадцать?.. Интегра уже потеряла счет. Постоянный недостаток сна подтачивает нервы медленно, как капающая вода, чтобы в конце концов лишить рассудка, и остается лишь надеяться, что до этого она успеет закончить задуманное. Каждый день новые второпях сложенные журавлики занимают свое место на столе, на полках и на полу, их уже несколько сотен, и почти опустела папка со скопившимися досье.
А каждую ночь они вытаскивают из-под завалов выживших. Вот только спасенных в первые дни считали десятками — а теперь лишь изредка находят кого-нибудь. Изнурительной работы слишком много, и результат оказывается слишком незначительным, но Интегра не может сдаться сейчас. Плевать, что вчера спасти удалось всего двоих. Плевать, что сегодня у нее на руках умерла совсем молоденькая девчонка — единственная, которую они нашли живой. Должен остаться еще хоть кто-нибудь, твердит себе Интегра. Она должна успеть, прежде чем время и упыри лишат ее последнего шанса…
Эта ложь — единственное, что отделяет Интегру от пучины отчаяния. Не признаваясь себе в этом, в глубине души она уже понимает, что никаких шансов нет, и все равно продолжает цепляться за эту жалкую надежду. Потом, всему потом найдется время: и боли, и бессилию, но пока что у нее есть, по меньшей мере, подобие цели.
— Сэр Айлендз, наверное, скоро прикажет сворачивать поисковые операции, — словно невзначай замечает Серас, пока они обследуют очередной торговый комплекс. — Будем просто уничтожать упырей. Вы хоть отдохнуть сможете…
Омерзительно заботливые слова Виктории резонируют с ее собственным беспокойством, вызывая внезапное раздражение.
— Уничтожать упырей и убирать трупы? Да, пожалуй, ни на что большее мы все равно не способны! — жестом она приказывает молчать открывшей было рот девушке. — А меня ты, вероятно, предпочла бы привязать к инвалидному креслу, безопасности ради?! Отдыхать будем на том свете!
Широкий коридор пересекается с другим — судя по плану, они сейчас в самом центре здания. Интегра бросает через плечо: «На тебе — правое крыло, встретимся здесь же через четверть часа», — и, резко развернувшись влево, шагает прочь. В первую минуту она думает, что вампирша вот-вот догонит ее, и ждет легких шагов за спиной — но тщетно. Впрочем, это не слишком ее расстраивает. Еще чего!
На запах живого человека медленно стягиваются упыри, которых Интегра расстреливает почти машинально. Это не вызывает ни жалости, ни, впрочем, привычной когда-то гордости за собственную меткость. На душе скребут кошки. Она уже стыдится своей вспышки, но извиняться перед Викторией не собирается. Слишком противно вспоминать слова: «Сможете отдохнуть»… Черт, неужели она дошла до того, что подчиненные советуют ей отдохнуть?
Она уже дошла до того, что срывается на подчиненных, понимает вдруг Интегра. Это… даже хуже, чем «недопустимо», и нужно немедленно догнать Серас и извиниться… Но, словно во сне, она не может заставить себя повернуть назад. Коридор уводит все дальше, Интегра минует все новые искореженные тела и кучи мусора. Поначалу этажом выше слышны выстрелы и голоса, но звуки отдаляются, и в конце концов ей начинает казаться, что она только вообразила их. Мертвую, давящую на уши тишину хочется нарушить разговором или смехом, и она уже по-настоящему жалеет, что рядом нет Серас.
* * *
«Вот так всегда и выходит, девчушка, — сочувственно замечает Пип. — Ты о них заботишься, а в ответ получаешь по физиономии».
— Да ладно, ничего, — Серас натянуто улыбается ему и самой себе. Обидно, на самом-то деле. — Я сама виновата, леди Интегра ведь не просила моего сочувствия.
«Она зря тебя не ценит. Думает только о своем Алукарде…»
Серас фыркает:
— Вряд ли я могу его заменить во всем! В конце концов…
«В конце концов, — подхватывает Пип, — кое-что и я могу не одобрить. Пусть уж мисс Хеллсинг мужика себе ищет…»
— Я знаю, что вы шутите, но это не смешно, — бормочет девушка, отчаянно краснея, и капитан хохочет над ее смущением. Его чувство юмора иногда просто невыносимо.
Назначенное время прошло. Серас ждет, с каждой минутой беспокоясь все сильнее, меряет коридор шагами, а потом, наконец, срывается с места и отправляется навстречу хозяйке.
* * *
В этой части здания всю стену занимало когда-то огромное окно, а теперь большая часть стекол выбиты, пол засыпан осколками, обломками обрушившихся перекрытий и кусками арматуры. Интегре приходится тщательно выбирать дорогу, подсвечивая фонариком, чтобы не оступиться. Уже близится утро, и первые предрассветные лучи солнца призрачной дымкой затягивают город, но пока еще это не свет — лишь туман, сонный морок.
Фонарь выхватывает из темноты очередное распластавшееся на полу тело — уже, наверное, тысячное за эту ночь… Девушка замирает, а потом фонарик в дрогнувшей руке повторно освещает изломанный силуэт. Лицо слишком изуродовано, чтобы разобрать черты, но Интегра и так уже знает, уже узнает эти худые руки, острый подбородок, спутанные волосы, бурые от запекшейся в них крови. Сорвавшись с места, она бросается вперед, в секунду преодолевает несколько метров и падает на колени рядом с неподвижным телом, прямо на осколки стекла и битых кирпичей, не чувствуя боли, вообще ничего не чувствуя. Это он. Это не может быть он. Только не это.
— Алукард. Алукард… — она осторожно пробует приподнять голову, но окоченевшая шея остается неподвижной, и тогда Интегра просто гладит трясущимися пальцами по волосам, лбу, пытается стереть давно засохшую кровь. Не в силах поднять его, прижимается к нему сама, обнимает за плечи, острые, с выпирающими даже под одеждой костями, задыхаясь от боли и перехватывающей горло нежности.
Ощущение незнакомо и в то же время почему-то привычно: холодное твердое тело под пальцами, пока неподвижное, но, кажется, еще секунда — и раны зарастут, онемение пройдет, сменившись стальной упругостью натянутых как струны мышц, ее слуга рассмеется и встанет… Вот только она уже знает: этого не произойдет никогда.
Больно так, что хочется вырвать у себя из груди сердце — и умереть рядом с ним.
И, наверное, в первый раз за десять лет, прошедшие с тех пор, как ей пришлось стать взрослой, Интегра Хеллсинг плачет — громко, навзрыд, срываясь в глухой вой.
* * *
Серас находит хозяйку скорчившейся над чьим-то безжизненным телом. В первый момент ей кажется, что та ранена, но на испуганный возглас Виктории леди Интегра лишь мотает головой.
— Вы в порядке? — вампирша трясет ее за плечо, пытается разжать ладони, намертво вцепившиеся в труп. — Что слу…
Рука Интегры соскальзывает и повисает бессильной плетью. Серас сперва вздрагивает, однако секундное узнавание тут же сменяется облегчением: она ошиблась. Но если обозналась даже она… Серас переводит взгляд на хозяйку — и не может ничего понять по лицу, только здоровый глаз, опухший и покрасневший, выдает правду.
— Это не он! — одними губами произносит Виктория, потом повторяет, медленно, словно объясняет непонятливому ребенку: — Это не Хозяин.
— Я знаю, — бесцветно отзывается Интегра. Знает? А почему она тогда рыдала над трупом?!
— Вы можете идти? — Серас берет ее под локоть, пытаясь приподнять. — Пойдемте, надо возвращаться…
— Нет.
— Не хотите? Хорошо, давайте тогда просто посидим здесь, — бормочет Серас какую-то успокаивающую чушь, отчаянно соображая, что ей теперь делать. — Отдохнем, а потом вернемся домой. Все будет нормально.
Интегру бьет дрожь. Стянув перчатку, Серас касается полуприкрытого повязкой лба, запоздало вспоминая, что едва ли ощупью сможет определить температуру человека. Зато у хозяйки ледяные руки — холоднее, чем ее собственные. Интегра вцепляется в ладонь Виктории изо всех сил, так, что неровно остриженные ногти впиваются в кожу. Придерживая леди Хеллсинг за плечи и как никогда жалея, что уже не может согреть живого человека своим теплом, Серас долго-долго сидит рядом с ней и слушает неровные глухие удары ее сердца.
Голос, звучащий после бесконечных минут молчания, причудливым эхом отражается от стен:
— Мне никогда не собрать эту тысячу журавликов, Серас, никогда. Что бы я ни делала. Я сама выбрала себе испытание — и не смогла с ним справиться. Так тоже бывает.
— Я ведь говорила: не ждите, — напоминает Виктория с плохо скрываемой тоской.
— Ты оказалась права. Но теперь это неважно. Ты еще говорила, что он жив, — последняя фраза, звучащая горьким упреком, режет, как по живому, и от жгучей обиды Серас забывает о приличиях:
— Он действительно жив. Перестаньте уже искать его среди мертвых! Если продолжите, или действительно найдете, или просто сойдете с ума!
Пальцы на ее запястье бессильно разжимаются. Серас пугается, что снова сказала что-то катастрофически неправильное и все испортила, но Интегра кивает:
— Хорошо. Я верю тебе.
— Пойдемте, — вновь просит вампирша. — Здесь упырей больше не осталось, но во всем городе их уничтожать придется еще лет тридцать. У нас слишком много работы, чтобы раскисать.
— А когда закончим, значит, можно будет? — хозяйка усмехается, медленно поднимаясь на ноги.
— Когда закончим — тогда будет видно, — Серас кажется, что у нее камень с души сняли. — Смотрите, пока мы тут сидели, уже наступило утро.
Над мертвым городом встает солнце.
Название: Тысяча бумажных журавликов
Автор: Seras-chan
E-mail: [email protected]
Персонажи: Интегра, Серас, Пип
Жанр: Action, Angst, Drama
Рейтинг: PG-13
Размер: Мини
Аннотация: «Иногда мне кажется, что легче было бы знать, что он мертв. Знать хоть что-нибудь наверняка, а не слепо надеяться и ждать».
Согласно японской легенде, человек,
сложивший тысячу бумажных журавликов,
может загадать желание, которое обязательно
исполнится.
Nothing left to do
When you've got to go on waiting
Waiting for the miracle to come.
L. Cohen
сложивший тысячу бумажных журавликов,
может загадать желание, которое обязательно
исполнится.
Nothing left to do
When you've got to go on waiting
Waiting for the miracle to come.
L. Cohen
Читать фикСерас понимает, что совершила ошибку, сразу же, едва они с леди Интегрой приземляются перед крыльцом особняка. Вернее, перед тем, что от него осталось. Нет смысла даже заглядывать в лицо хозяйке, стоящей, словно окаменев. Нельзя, не нужно было ей этого видеть сейчас, может быть — завтра, а лучше — вообще никогда…
В лучах яркого утреннего солнца взорванный дверной проем скалится обломками бетонных плит.
Виктории и самой-то страшно входить в эти двери. Но Интегра Хеллсинг, выпрямив спину, шагает вперед, и Серас молчаливой тенью следует за ней. На кончике языка вертятся оправдания, объяснения: не смогли, не справились, людям не хватило патронов, а ей — силы и скорости. Но ведь они победили, горько думает Серас. И все, кто навечно остались здесь, они раз и навсегда победили…
— Сколько выживших? — цедит Интегра сквозь зубы.
— Я видела двоих. Еще, наверное, есть раненые, — Серас только сейчас понимает, что солдаты, скорее всего, остались здесь без патронов, но в окружении превратившихся в упырей бывших товарищей. Ей хватает секунды, чтобы почувствовать весь особняк, заглянуть в каждую комнату и каждую щель. Трупы кругом. Первый, второй этаж… Несколько упырей. На третьем — только живые люди. — Нам наверх, пойдемте быстрее!
Но леди Интегра останавливается через каждые несколько шагов, натыкаясь взглядом на изувеченные неподвижные тела, разбитые стекла, изрешеченные пулями стены, замирает, словно надеясь отчистить чужеродные пятна с осколков прежней жизни, и Серас снова и снова касается ее плеча, локтя, наконец, потеряв остатки терпения, тянет за рукав, оказываясь невольным проводником по залитым кровью коридорам. На втором этаже они видят упыря, пожирающего чьи-то останки, и Интегра, видимо, не сдержав давно подступавшую тошноту, сгибается в приступе рвоты. Серас бросается вперед, одним ударом добивает солдата, потом, метнувшись за угол, обезглавливает еще двух. Это даже не страшно — привычно уже. Но все еще больно.
«Покойтесь с миром, ребята», — глухо звучит из заполненной дымом пустоты внутри нее.
— Покойтесь с миром, — шепотом вторит Серас.
Отдышавшаяся уже Интегра перезаряжает пистолет, но Серас все больше беспокоит смертельная бледность хозяйки. Они продолжают путь, пока на третьем этаже наконец не находят своих. Двое наемников вскакивают на ноги при их появлении; еще человек семь сидят, привалившись к стене, или лежат на полу.
Леди Хеллсинг кивком приветствует солдат.
— Молодцы, — сорвавшийся с губ хриплый смех звучит настолько дико, что Серас не сразу понимает, что это смеется Интегра. — Значит, нас четверо осталось. Четверо охотников против миллионов нежити. Ну и работа нас ждет…
Пошатнувшись, она взмахивает рукой в попытке найти опору. Виктория подхватывает ее под локоть и усаживает на расстеленное полотнище.
— Я в порядке. В порядке, Серас, — бесцветно шепчет Интегра. — Отпусти…
Она обводит мутным взглядом солдат и саму вампиршу.
— Вам еще нужны приказы? Добить оставшихся упырей. Убрать и сжечь трупы. Им, — она кивает на лежащих поодаль раненых, — срочно нужен врач. Выполняйте.
Очередная попытка заснуть заканчивается ничем. Дело даже не в том, что она в тонком одеяле распласталась на ледяном полу, и не в том, что комнату заливает слишком яркий дневной свет. Каждый раз, когда Интегра закрывает глаза, она видит лишь пепел, кровь и пламя. В ушах снова и снова эхом звучат крики, выстрелы, стук копыт и лязг стали, и смех, нечеловеческий смех…
Она вновь смыкает веки. Левую глазницу словно заполняет комок огня, в памяти мелькают полузабытые строчки из пособия по первой помощи: инородные тела… инфекция… обезболивающие, антибиотики, какая чушь! Весь ее мир, ее город, ее жизнь этой ночью сгорела дотла. И Алукард… «А-лу-кард», — беззвучно шевелит она губами. Это больнее всего, больнее даже, чем раненый глаз, до которого ей и сквозь повязку страшно дотронуться, чтобы не сделать хуже. Ей тоже необходим врач, если она ослепнет сейчас, это будет конец.
Щеки касаются ледяные пальцы, и Интегра давит в себе вопль, распахивая глаза. Серас. Это всего лишь Серас. Она ведь вампир, и у нее точно такие же холодные руки, нетрудно обознаться…
— Ч-что случилось?
— С упырями покончено, — девушка выглядит смущенной. — Я могу отправиться за врачом, вот только куда?
Интегру пробирает дрожь. Она садится, плотнее кутаясь в одеяло.
— Правительство должны были эвакуировать… У нас найдется карта? Нет? Тогда я начерчу, как добраться. Надеюсь, сможешь долететь? Сэр Айлендз должен быть там, он наверняка помнит тебя, — ей самой при воспоминании о том, как Серас свалилась на голову сэру Пенвуду, не удается сдержать не то смешок, не то всхлип. — Все равно следует доложить ему об исходе битвы. Заодно скажешь, что нам нужна помощь. Справишься?
Дождавшись кивка, она опускает взгляд, утомленная затянувшимся объяснением. Листок из блокнота с нарисованной на скорую руку схематичной картой Виктория прячет в карман, а потом неожиданно садится на корточки рядом и снимает с пояса металлическую флягу.
— Выпейте, — она откручивает пробку, и Интегра чувствует резкий запах алкоголя. — Думаю, вам станет лучше.
— К-какого черта, — зубы стучат о край фляжки. — Не смей решать за меня! Оставь в покое!
Серас, наверное, права, но уже просто нет сил закончить эту мысль. И нет сил сопротивляться, когда вампирша, не придав ни малейшего значения словам, мягко, но настойчиво придерживает ее за плечи и наклоняет флягу. Интегра кашляет, давится дешевым бренди, но в конце концов глотает. Горло саднит.
— Простите меня, — Серас смотрит в пол. — Но так действительно будет лучше. Постарайтесь заснуть.
Серас летит со всех ног — вернее, со всех крыльев. По карте, нарисованной леди Интегрой, оказывается чертовски сложно ориентироваться, но направление она берет верное, и наконец замечает скопление машин — как гражданских, так и военных.
Разыскав сэра Айлендза, Серас докладывает сперва ему, а потом — самой Королеве; она не успевает даже испугаться, слишком стремительно все происходит. Какое-то совещание, изумленные, недоверчивые и встревоженные взгляды. Переход на военное положение, споры о поддержании или отмене секретности, оцепление, эвакуация, оказание медицинской помощи… Впрочем, из потока слов Серас вылавливает то, что напрямую касается «Хеллсинга»: нужно будет провести инструктаж с войсками, которые войдут в город. А потом оставшихся бойцов Организации соберут в отдельный отряд — и, похоже, от них ждут какой-то небывалой эффективности.
«Ну, для тебя границы возможного несколько расширились, девчушка, — напоминает Пип, вызывая у нее неловкую улыбку. — А прочим не впервой совершать невозможное».
Серас задерживается дольше, чем ожидала, но в результате «Хеллсинг» получает в свое распоряжение не только врача, но и двоих солдат, а также грузовик с боеприпасами, запасом воды, еще какими-то вещами. На трассе ни души, так что возвращаются они очень быстро; кажется, даже полет по прямой занял больше времени. Хирург немедленно приступает к работе, и Серас невыносимо хочется попросить, чтобы начали с хозяйки, в конце концов, не так уж много времени нужно на одного человека… Но она прекрасно понимает: тяжелораненые — в первую очередь.
Черед леди Хеллсинг приходит очень, очень нескоро. Впрочем, сама она выглядит совершенно спокойной — пожалуй, слишком спокойной, а еще невероятно усталой, несмотря на несколько часов сна.
Сквозь дурноту Интегра пытается разобраться в происходящем. Серас вернулась под вечер, привезла врача и боеприпасы… Это хорошо. Сегодня еще можно отлежаться, а завтра — в город. Десятки и сотни умирают уже сейчас, но толку от нее пока не будет — да и от остальных тоже, люди на ногах не держатся от усталости. Значит, завтра… С чего начать? Больницы, школы, жилые кварталы? Как наладить эвакуацию пострадавших? Как сделать, чтобы спецназ и впрямь приносил пользу в спасательных операциях, а не пополнял ряды упырей?.. Проще было бы сбросить бомбу — разом выжечь всю оставшуюся нечисть, вместе с живой плотью вырезать язву. И не приведи Господь кто-нибудь в правительстве до этого додумается…
Над ней склоняется незнакомый мужчина с жесткими чертами лица. Врач. Покосившись вправо, Интегра видит (и лишь потом — чувствует), как побледневшая Серас сжимает ее запястье. Из-за чего так беспокоиться? Рана, кажется, для жизни не опасная…
— Лежите спокойно! — сердитый окрик заставляет ее поморщиться.
После укола боль отступает, и Интегра, чтобы отвлечься и не нервировать больше хирурга, возвращается мыслями в город. Да, в одиночку — и даже одним отрядом, даже если бы все «Гуси» остались в живых, — здесь ничего не сделаешь. Вот если бы Алукард…
Алукард. Она не может привыкнуть думать о нем, как… нет, не о погибшем, обрывает себя Интегра. Он не умер, он просто исчез. Она сказала Майору, что ее слуга вернется — а что еще ей оставалось? И что ей остается теперь, кроме как отчаянно верить в это самой?
Боль возвращается медленной волной и вновь исчезает, а потом Интегра под действием лекарств проваливается в забытье. Ей снится, будто она ищет Алукарда в бесконечных коридорах огромного мрачного здания. Нужно спуститься вниз, в подвал, но ни одна лестница туда не ведет. Интегра решает воспользоваться вентиляцией, как много лет назад, в детстве, но тоннель, по которому она ползет, становится все уже, а вдалеке слышатся голоса погони… Впрочем, на следующее утро она не может вспомнить этот сон.
Интегру Хеллсинг будит солнечный луч, скользнувший по щеке. Секунду она улыбается теплу, а потом открывает глаза и решительно выбирается из-под одеяла. Что ж, ей предстоит много работы. Она справится.
«Здесь должен быть хоть кто-то нормальный, — обреченно думает Серас. — И этим кем-то придется быть мне». Вот только ей не очень-то удается оставаться островком нормальности, особенно если учесть, что чужие солдаты от нее шарахаются, уцелевшие Гуси ведут себя так, словно она — это и есть Пип (сам капитан, правда, этим почти доволен), а леди Интегра явно пару раз уже принимала ее за Алукарда. Вообще-то хозяйка — это сейчас главная головная боль Виктории. Она, конечно, понимала, что не сможет уговорить главу Организации сидеть сложа руки, пока остальные занимаются подготовкой спасательных мероприятий. Но отлежаться по меньшей мере пару дней Интегре было необходимо… Однако не прошло и суток, а хозяйка уже стоит на ногах, и отправилась она не в штаб, как рассчитывала вампирша, а в город вместе с отрядом.
— Простите, но это неразумно, — в очередной раз начинает Серас. Они проезжают обезлюдевшую окраину — по-видимому, жители самых отдаленных районов успели уехать, когда началась бомбардировка, или были эвакуированы позже. — Может, вы хотя бы останетесь в машине? Тогда я смогу действовать куда свободнее…
— Полицейская, — судя по тону Интегры, ее терпение уже на исходе, и Серас втягивает голову в плечи, — ты действительно считаешь, что я не способна за себя постоять?
С волосами, собранными в тугой хвост, и белой повязкой, закрывающей полголовы, леди Хеллсинг выглядит непривычно жесткой, но Виктория хорошо понимает, что держится хозяйка исключительно на железной воле. Через восемь часов после операции ни один человек не сможет продемонстрировать боевую эффективность. «Зачем вам вообще это нужно?» — хочет спросить вампирша, но сдерживается. Что бы ни хотела доказать леди себе и окружающим, она все равно не отступит от принятого решения, какие бы аргументы Серас ни приводила. Кажется, именно это ее Хозяин и ценил в Хеллсингах… и, кажется, именно от этого сама она скоро окончательно свихнется. Мысль о Хозяине вызывает невольную улыбку. Скрепя сердце Серас оставляет надежду отговорить Интегру от рискованного предприятия — но, по крайней мере, уж защитить-то ее она теперь точно сможет.
В городе… тихо. Интегра столько раз была здесь, ездила на автомобиле, реже — гуляла пешком. И никогда не слышала такой оглушительной, словно когтями раздирающей сознание тишины: только отдаленный гул пламени, да еще какой-то полузнакомый шум, будто волнуется море… Разрушенные, исковерканные, выгоревшие здания зияют проломами в стройных рядах улиц — но чем ближе к центру, тем меньше остается уцелевших строений, и уже они торчат, словно редкие зубы в изломанной челюсти. Как будто война — хотя что же это еще, если не война? Впрочем, теперь уже нет. Теперь — просто стихийное бедствие. Как радиация, после единственного взрыва в Хиросиме еще долго продолжавшая убивать людей, невпопад вспоминает Интегра.
В лучах неяркого осеннего солнца город кажется пустынным, но под завалами или в уцелевших квартирках и офисах должны быть выжившие… а еще упыри, десятки и сотни тысяч голодных упырей, которые с закатом выберутся из укрытий в поисках человеческой плоти. Значит, нужно успеть раньше.
Машина останавливается возле разрушенной взрывом больницы. Интегра выходит наружу, за ней — непривычно серьезная Серас и четверо солдат.
— Виктория? Ты можешь определить, остался ли там кто-нибудь живой?
Вампирша медленно поводит головой, словно принюхивающаяся ищейка:
— Кто-то есть. Но издалека точно не скажу.
Достаточно и того, что в здании есть живые люди. Интегра бросает: «Идем», — и первая устремляется к развалинам. Конечно, спасение людей — это совсем не профиль Организации, но таково было решение Айлендза, координирующего их действия теперь. Впрочем, служба спасения тоже должна прибыть через несколько часов, и у них, по крайней мере, будут врачи: под завалом наверняка полно раненых…
Это непривычно и тяжело, невероятно тяжело, пусть впереди уже Серас, которой не страшны ссадины на руках и сыплющиеся сверху камни. Они медленно пробираются меж грудами кирпичей и бетонных плит, и, кажется, проходит не меньше часа, пока наконец вампирша не останавливается. Она вытягивает из треснувшей стены несколько огромных блоков, словно они весят не больше, чем кафельные плитки.
— Сюда!
В открывшемся проеме они видят чье-то тело… а потом Виктория очень осторожно вытаскивает оттуда женщину лет сорока. У нее серое изможденное лицо — и открытый перелом повыше колена. Серас выносит пострадавшую наружу, и пока врач делает укол обезболивающего и обрабатывает рану, Интегра склоняется к ней:
— Как вас зовут?
— Сьюзен… Сьюзен Вайс, — та стискивает зубы.
Кивнув, Интегра записывает имя в карманный блокнот, сама не зная, зачем, а потом они с Серас вновь направляются в здание.
Уже под утро по дороге домой она от усталости едва не теряет сознание прямо в машине, но настороженный взгляд Полицейской напоминает о необходимости держать себя в руках. Еще не хватало падать в обморок при всех. Наконец автомобиль въезжает во двор особняка. Отдав необходимые распоряжения, Интегра без сил опускается на жесткое подобие нар в обжитой ими с Серас комнате на третьем этаже — уже не верится, что несколько дней назад здесь располагался аналитический отдел. Хотя самой вампирше, наверное, было бы комфортнее спать в подвале, но у них теперь все равно почти не будет времени на отдых. Впрочем, Виктории легче, сон ей нужен меньше, чем людям…
Незаметно для себя она засыпает.
Интегра Хеллсинг летит, как выпущенная из лука стрела — вот только, кажется, все не находит мишени. В первое время они спасают десятки человек каждый день. Интегра в лихорадочном возбуждении мчится вперед, вытаскивает из-под завалов все новых раненых, так что даже врач, чертыхаясь, требует дать ему передышку. Вперед и вперед, быстрее всех, лучше всех, несмотря на недавнее ранение. Она попадает в сердце упырю с единственного выстрела — еще ни разу не потратила двух патронов на одну цель. Кроме Серас, никто не знает, сколько часов, оторванных от сна, Интегра провела в тире, заново привыкая стрелять без промахов. Но все чаще во взгляде хозяйки проскальзывает какая-то усталая обреченность. Ей бы отдохнуть, только ведь не заставишь…
Очередная ночь медленно перетекает в утро, скоро их смена закончится: днем, когда упыри скрываются в подвалах и канализации, куда не проникает свет, эстафету принимает спецназ. Но осмотреть последнее на сегодня здание, еще и задетое взрывом вдобавок — не самая простая задача. Леди Хеллсинг и солдаты обследуют верхние этажи, а сама Виктория спускается вниз, в подвал. Незнакомые места гораздо сложнее ощупывать мысленно, и Серас пробегает по коридорам, протискивается между просевшими бетонными перекрытиями, чтобы уже точно сказать: здесь никого нет. Снова трупы — но это сейчас не их работа. Снова ни одного выжившего… Задумавшись, она не спеша поднимается по лестнице, но послышавшийся слабый вскрик заставляет ее стремительной тенью метнуться вверх, почти не касаясь ступеней. Леди Интегра!
Спустя несколько секунд Серас оказывается в одной из комнат на втором этаже. Здесь пол усеян обломками кирпичей из полуразрушенной стены, под которыми угадывается мужское тело. Интегра стоит поодаль, облокотившись о стену, ее брюки выпачканы белой пылью, а на правом колене чернеет влажное пятно. Кровь?
— Что случилось?!
— Споткнулась и упала. Не беспокойся.
Виктория опускается на корточки перед хозяйкой и наскоро осматривает колено.
— Кости целы, кажется, но ушиб должен быть сильный, — Интегра лишь болезненно морщится в ответ. — Давайте я отнесу вас в фургон, врач хоть повязку наложит…
Она ждет возражений, но леди Хеллсинг молча кивает.
Удушливый запах дыма чувствуется даже здесь, на самой окраине мертвого города. А может быть, это пахнут ее собственные волосы, одежда и кожа… или она уже просто не может видеть и чувствовать ничего, кроме въевшегося в сознание кошмара.
Интегра требует у Серас составить список за сегодня — и продолжает тщательно записывать в свой блокнот имена. Каждого, кого спас их маленький отряд. Она помнит всех. Бенджамин Кроссман, отставной военный, мгновенно разобравшийся в ситуации и по собственной инициативе присоединившийся к ним — первым из десятка добровольцев. Миссис Брайан, все твердившая о конце света и отказывавшаяся уходить из дома без любимой кошки; в конце концов старушке вкололи успокоительное и увели насильно, а кошку так и не нашли. Семья Стоунов — муж, жена и двое близнецов лет семи… Дальше две строчки жирно зачеркнуты, но она помнит, все равно мучительно помнит и лица, и имена: Питер и Джим Хоуп. Мальчишка, которого сочли всего лишь раненым, был, как оказалось, укушен упырем. Еле заметной царапины не хватило бы для заражения — но обезвоживание и потеря крови сыграли свою роль. Он укусил брата и едва не застал врасплох саму Интегру, ее спасла лишь отточенная за годы реакция, да еще привычка не расставаться с оружием даже в безопасной обстановке. Упырь рассыпался пеплом — а старший брат, так и не поняв, что произошло, кинулся на нее с ножом.
Он бы все равно умер, уговаривает себя Интегра. Но эти две смерти лежат на ее совести. А кроме них, еще миллионы смертей, которые она обязана была предотвратить — и не смогла.
Она открывает папку с копиями досье спасенных, перебирает страницы — по одной на каждого. Но строчки сливаются перед глазами, буквы плывут, складываясь в витиеватое: «Виновна», — могильной плитой ложащееся на ее плечи. Рывком она выхватывает первый попавшийся лист: сжечь, разорвать, смять в ладони? Но из памяти уже не вытравить этих имен. А если так…
— Серас. Ты умеешь складывать журавликов?
Взгляд вампирши затуманивается — видимо, вспоминает.
— Умею. Но зачем?
— Покажи, — Интегра протягивает листок.
Это не слишком сложно, нет. Болезненно обострившаяся память фиксирует каждый сгиб, и со следующим она справляется уже сама.
— Так зачем вам это нужно? — допытывается Серас.
Интегра долго молчит, сперва надеясь, что вампирша уйдет и оставит ее в покое, затем — подбирая слова.
— Я не могу больше ждать. Каждый день мне кажется, что я вот-вот найду его тело под завалами. Или его нашли раньше, и я уже никогда… Я больше так не могу.
Можно даже не спрашивать, о ком идет речь.
— Он не умер! — Серас беспомощно мотает головой. — Не умер, вы же сами знаете… Почему вы больше не верите?
Повинуясь внезапному порыву, она придвигается к леди Интегре и обнимает ее за плечи.
— Я… верю, — медленно выговаривает та. — Но верить — слишком мало. Иногда мне кажется, что легче было бы знать, что он мертв. Знать хоть что-нибудь наверняка, а не слепо надеяться и ждать. Что, если я так и не дождусь?
— Не ждите, — Серас чувствует, как вздрагивает хозяйка, и еле заставляет себя договорить: — не ждите, просто продолжайте жить дальше. Это единственное, что можно сделать.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — в голосе угадывается глухое отчаяние. — И никогда не поймешь.
— Вы думаете, я не знаю, как это больно? — Виктория жалеет Интегру, да и по хозяину она тоскует тоже, но горло сжимает уже собственная застарелая горечь. — Каково терять все, абсолютно все, что было дорого?
Ей хочется сказать еще много-много глупых и лишних вещей — о том, что мужчин на свете много, а родителей новых не найдешь, о том, что, в конце концов, у хозяйки осталась она, Серас; девушка набирает воздуха — и слышит изнутри резкое: «Виктория, закрой рот!» Обида, словно удар под дых, заставляет ее поперхнуться словами, и секундной заминки хватает, чтобы сообразить: капитан прав. Господи, какая чушь, ну где найдешь замену ее хозяину?..
Вампирша прикусывает губу, краснеет и снова бледнеет, а потом вспоминает об Интегре, наверняка наблюдающей за внешними проявлениями ее терзаний.
— Простите меня, хозяйка, — выпаливает она скороговоркой и, запоздало смутившись, пытается расцепить руки и выпустить леди из затянувшегося неловкого объятия.
— Это ты меня извини, — поверх ее локтя ложится теплая ладонь, удерживая на месте. — Ты права. Надо жить дальше. Но сейчас я хочу разобраться вот с этим, — Интегра кивает на папку, из которой были взяты листки для их неожиданного урока оригами. — Поможешь?
Журавлики. Серас смутно припоминает: была какая-то притча или примета. Кажется, их надо сделать много-много, и тогда они заслонят беду. Что ж, если леди Хеллсинг так будет спокойнее…
Стянув перчатки и больше ни о чем не спрашивая, Виктория принимается за работу.
Интегра ловит себя на том, что, задумавшись, следит за руками вампирши — у нее тонкие быстрые пальцы, только тем и похожие на Алукарда, что такие же холодные. А еще… он никогда ее не обнимал так, да и вообще почти не прикасался. Все-таки у Серас, будь она хоть десять раз им укушена, никогда не будет этого ледяного высокомерия, этого испытующего взгляда, от которого кровь застывает в жилах у нормальных людей и который Интегра за десять лет привыкла выдерживать — да так привыкла, что не может обойтись без этого теперь.
А ведь ей и впрямь придется научиться обходиться без Алукарда. Если только… Но лучше пока об этом не думать, чтобы не спугнуть призрачную надежду. Виктория поможет ей. Они должны справиться, должны успеть.
Сперва дело идет слишком медленно, но с каждым разом у них обеих получается все лучше. Новые и новые белые фигурки с узором черных букв выстраиваются в ряд на столе, и, кажется, проходит много часов, но папка все еще не опустела. Интегра, даже не замечая неприятного привкуса дешевых сигарет, курит их одну за другой, и в конце концов Серас, морщась, встает, чтобы открыть окно. Вместе с холодным воздухом в комнату врывается запах гари. Или снова мерещится?
— Ложитесь спать, — требует вампирша.
Интегра из последних сил ухмыляется, а потом, стащив очки, сворачивается калачиком на постели. Ее и правда вымотала прошедшая ночь, да и разговор с Викторией тоже. Она засыпает мгновенно и уже не видит, как Серас укрывает ее одеялом, а потом садится на подоконник, где больше света, и берет очередной лист бумаги.
«Ты сама-то спать не собираешься?» — интересуется Пип. Серас молчит, все еще не проглотив обиду. Единственное уцелевшее окно занавешивают полуприкрытые жалюзи, из форточки веет прохладой, дымом, а еще — на грани ощущений — сладковатым запахом разложения. Десять минут или три журавлика спустя Серас тянется закрыть окно, сдерживая зевок: ей действительно отчаянно хочется спать, но не потому что она устала, просто с наступлением дня становится сложно бороться со сном…
«Хватит дуться, девчушка. Лучше скажи-ка, ты ведь слышала эту историю о бумажных журавликах?»
— Ну, слышала, — она вздыхает. — И что?
«Да так, — Пип закуривает и как-то смутно добавляет: — Не слишком хорошая примета, если ты меня спросишь».
Она бы стукнула его, если бы могла.
— Нет. Не спрошу, — Серас, наверное, будет жалеть об этой грубости после, но сейчас она сердится на капитана еще сильнее, чем раньше. Нашел время для дурных пророчеств! — Даже говорить об этом не смейте! С хозяйкой все будет хорошо.
Она плотно стискивает зубы, чтобы ни словом не выдать собственной неуверенности и, что уж скрывать, испуга. Хозяин открутит ей голову, если с леди Интегрой что-нибудь случится, но дело даже не в этом: Серас и сама себе никогда не простила бы…
Бернадотте лишь пожимает плечами. Виктория вновь морщится от запаха сигаретного дыма (Пип с леди Интегрой как будто сговорились!) и терпит, пока молчание не становится совершенно невыносимым, а потом неловко произносит:
— Спасибо, что помогли мне с журавликами. Сама бы я не вспомнила, как их делать.
Звучит не слишком похоже на извинение, но, кажется, капитан ее понимает.
— Да не за что. Вот не думал, что когда-нибудь пригодится. Мы с ребятами как-то ждали рейса, развлекались…
— И не курите внутри меня, пожалуйста, — безнадежно просит она, наконец-то слыша в ответ хрипловатый смех и потихоньку успокаиваясь.
Сколько времени прошло со дня битвы? Неделя, десять дней, двенадцать?.. Интегра уже потеряла счет. Постоянный недостаток сна подтачивает нервы медленно, как капающая вода, чтобы в конце концов лишить рассудка, и остается лишь надеяться, что до этого она успеет закончить задуманное. Каждый день новые второпях сложенные журавлики занимают свое место на столе, на полках и на полу, их уже несколько сотен, и почти опустела папка со скопившимися досье.
А каждую ночь они вытаскивают из-под завалов выживших. Вот только спасенных в первые дни считали десятками — а теперь лишь изредка находят кого-нибудь. Изнурительной работы слишком много, и результат оказывается слишком незначительным, но Интегра не может сдаться сейчас. Плевать, что вчера спасти удалось всего двоих. Плевать, что сегодня у нее на руках умерла совсем молоденькая девчонка — единственная, которую они нашли живой. Должен остаться еще хоть кто-нибудь, твердит себе Интегра. Она должна успеть, прежде чем время и упыри лишат ее последнего шанса…
Эта ложь — единственное, что отделяет Интегру от пучины отчаяния. Не признаваясь себе в этом, в глубине души она уже понимает, что никаких шансов нет, и все равно продолжает цепляться за эту жалкую надежду. Потом, всему потом найдется время: и боли, и бессилию, но пока что у нее есть, по меньшей мере, подобие цели.
— Сэр Айлендз, наверное, скоро прикажет сворачивать поисковые операции, — словно невзначай замечает Серас, пока они обследуют очередной торговый комплекс. — Будем просто уничтожать упырей. Вы хоть отдохнуть сможете…
Омерзительно заботливые слова Виктории резонируют с ее собственным беспокойством, вызывая внезапное раздражение.
— Уничтожать упырей и убирать трупы? Да, пожалуй, ни на что большее мы все равно не способны! — жестом она приказывает молчать открывшей было рот девушке. — А меня ты, вероятно, предпочла бы привязать к инвалидному креслу, безопасности ради?! Отдыхать будем на том свете!
Широкий коридор пересекается с другим — судя по плану, они сейчас в самом центре здания. Интегра бросает через плечо: «На тебе — правое крыло, встретимся здесь же через четверть часа», — и, резко развернувшись влево, шагает прочь. В первую минуту она думает, что вампирша вот-вот догонит ее, и ждет легких шагов за спиной — но тщетно. Впрочем, это не слишком ее расстраивает. Еще чего!
На запах живого человека медленно стягиваются упыри, которых Интегра расстреливает почти машинально. Это не вызывает ни жалости, ни, впрочем, привычной когда-то гордости за собственную меткость. На душе скребут кошки. Она уже стыдится своей вспышки, но извиняться перед Викторией не собирается. Слишком противно вспоминать слова: «Сможете отдохнуть»… Черт, неужели она дошла до того, что подчиненные советуют ей отдохнуть?
Она уже дошла до того, что срывается на подчиненных, понимает вдруг Интегра. Это… даже хуже, чем «недопустимо», и нужно немедленно догнать Серас и извиниться… Но, словно во сне, она не может заставить себя повернуть назад. Коридор уводит все дальше, Интегра минует все новые искореженные тела и кучи мусора. Поначалу этажом выше слышны выстрелы и голоса, но звуки отдаляются, и в конце концов ей начинает казаться, что она только вообразила их. Мертвую, давящую на уши тишину хочется нарушить разговором или смехом, и она уже по-настоящему жалеет, что рядом нет Серас.
«Вот так всегда и выходит, девчушка, — сочувственно замечает Пип. — Ты о них заботишься, а в ответ получаешь по физиономии».
— Да ладно, ничего, — Серас натянуто улыбается ему и самой себе. Обидно, на самом-то деле. — Я сама виновата, леди Интегра ведь не просила моего сочувствия.
«Она зря тебя не ценит. Думает только о своем Алукарде…»
Серас фыркает:
— Вряд ли я могу его заменить во всем! В конце концов…
«В конце концов, — подхватывает Пип, — кое-что и я могу не одобрить. Пусть уж мисс Хеллсинг мужика себе ищет…»
— Я знаю, что вы шутите, но это не смешно, — бормочет девушка, отчаянно краснея, и капитан хохочет над ее смущением. Его чувство юмора иногда просто невыносимо.
Назначенное время прошло. Серас ждет, с каждой минутой беспокоясь все сильнее, меряет коридор шагами, а потом, наконец, срывается с места и отправляется навстречу хозяйке.
В этой части здания всю стену занимало когда-то огромное окно, а теперь большая часть стекол выбиты, пол засыпан осколками, обломками обрушившихся перекрытий и кусками арматуры. Интегре приходится тщательно выбирать дорогу, подсвечивая фонариком, чтобы не оступиться. Уже близится утро, и первые предрассветные лучи солнца призрачной дымкой затягивают город, но пока еще это не свет — лишь туман, сонный морок.
Фонарь выхватывает из темноты очередное распластавшееся на полу тело — уже, наверное, тысячное за эту ночь… Девушка замирает, а потом фонарик в дрогнувшей руке повторно освещает изломанный силуэт. Лицо слишком изуродовано, чтобы разобрать черты, но Интегра и так уже знает, уже узнает эти худые руки, острый подбородок, спутанные волосы, бурые от запекшейся в них крови. Сорвавшись с места, она бросается вперед, в секунду преодолевает несколько метров и падает на колени рядом с неподвижным телом, прямо на осколки стекла и битых кирпичей, не чувствуя боли, вообще ничего не чувствуя. Это он. Это не может быть он. Только не это.
— Алукард. Алукард… — она осторожно пробует приподнять голову, но окоченевшая шея остается неподвижной, и тогда Интегра просто гладит трясущимися пальцами по волосам, лбу, пытается стереть давно засохшую кровь. Не в силах поднять его, прижимается к нему сама, обнимает за плечи, острые, с выпирающими даже под одеждой костями, задыхаясь от боли и перехватывающей горло нежности.
Ощущение незнакомо и в то же время почему-то привычно: холодное твердое тело под пальцами, пока неподвижное, но, кажется, еще секунда — и раны зарастут, онемение пройдет, сменившись стальной упругостью натянутых как струны мышц, ее слуга рассмеется и встанет… Вот только она уже знает: этого не произойдет никогда.
Больно так, что хочется вырвать у себя из груди сердце — и умереть рядом с ним.
И, наверное, в первый раз за десять лет, прошедшие с тех пор, как ей пришлось стать взрослой, Интегра Хеллсинг плачет — громко, навзрыд, срываясь в глухой вой.
Серас находит хозяйку скорчившейся над чьим-то безжизненным телом. В первый момент ей кажется, что та ранена, но на испуганный возглас Виктории леди Интегра лишь мотает головой.
— Вы в порядке? — вампирша трясет ее за плечо, пытается разжать ладони, намертво вцепившиеся в труп. — Что слу…
Рука Интегры соскальзывает и повисает бессильной плетью. Серас сперва вздрагивает, однако секундное узнавание тут же сменяется облегчением: она ошиблась. Но если обозналась даже она… Серас переводит взгляд на хозяйку — и не может ничего понять по лицу, только здоровый глаз, опухший и покрасневший, выдает правду.
— Это не он! — одними губами произносит Виктория, потом повторяет, медленно, словно объясняет непонятливому ребенку: — Это не Хозяин.
— Я знаю, — бесцветно отзывается Интегра. Знает? А почему она тогда рыдала над трупом?!
— Вы можете идти? — Серас берет ее под локоть, пытаясь приподнять. — Пойдемте, надо возвращаться…
— Нет.
— Не хотите? Хорошо, давайте тогда просто посидим здесь, — бормочет Серас какую-то успокаивающую чушь, отчаянно соображая, что ей теперь делать. — Отдохнем, а потом вернемся домой. Все будет нормально.
Интегру бьет дрожь. Стянув перчатку, Серас касается полуприкрытого повязкой лба, запоздало вспоминая, что едва ли ощупью сможет определить температуру человека. Зато у хозяйки ледяные руки — холоднее, чем ее собственные. Интегра вцепляется в ладонь Виктории изо всех сил, так, что неровно остриженные ногти впиваются в кожу. Придерживая леди Хеллсинг за плечи и как никогда жалея, что уже не может согреть живого человека своим теплом, Серас долго-долго сидит рядом с ней и слушает неровные глухие удары ее сердца.
Голос, звучащий после бесконечных минут молчания, причудливым эхом отражается от стен:
— Мне никогда не собрать эту тысячу журавликов, Серас, никогда. Что бы я ни делала. Я сама выбрала себе испытание — и не смогла с ним справиться. Так тоже бывает.
— Я ведь говорила: не ждите, — напоминает Виктория с плохо скрываемой тоской.
— Ты оказалась права. Но теперь это неважно. Ты еще говорила, что он жив, — последняя фраза, звучащая горьким упреком, режет, как по живому, и от жгучей обиды Серас забывает о приличиях:
— Он действительно жив. Перестаньте уже искать его среди мертвых! Если продолжите, или действительно найдете, или просто сойдете с ума!
Пальцы на ее запястье бессильно разжимаются. Серас пугается, что снова сказала что-то катастрофически неправильное и все испортила, но Интегра кивает:
— Хорошо. Я верю тебе.
— Пойдемте, — вновь просит вампирша. — Здесь упырей больше не осталось, но во всем городе их уничтожать придется еще лет тридцать. У нас слишком много работы, чтобы раскисать.
— А когда закончим, значит, можно будет? — хозяйка усмехается, медленно поднимаясь на ноги.
— Когда закончим — тогда будет видно, — Серас кажется, что у нее камень с души сняли. — Смотрите, пока мы тут сидели, уже наступило утро.
Над мертвым городом встает солнце.
@темы: завершено, мини, организация Хеллсинг, джен, PG-13
-
-
08.01.2012 в 20:05В целом скорее понравилось, хотя весьма мрачно вышло, а кое-где так и совсем жутко. И хтя заканчивается на надежде, впечатление гнетущее. Очень понравились Пип и Серас, как пара именно. Ну и просто Серас, как воплощение здравого смысла. Интегру просто очень жаль! (( Идея с журавликами понравилась - люблю всякую "магию", даже если она и не работает. )))
В минус, пожалуй, композиция: фик все же достаточно длинный, чтобы позволить себе аморфность. Показалось затянутым начало: есть возвращение в Хеллсинг, а есть "журавлики", а связь больше настроенческая.
-
-
10.01.2012 в 04:43Но зато описание получилось прочувствованным, и вот если сюжета (или его отсутствия) я через месяц не вспомню, то детали западают: записывание имён — такое бессмысленное, вроде бы, но систематическое действие, которым Интегра вроде как пытается нащупать какой-то порядок; холодные руки и путаница Серас с Алукардом; Интегра, падающая на колени у случайных долговязых мужских трупов; Бернадотте, помогший с журавликами — кстати, бренди тоже явно он, а не сама Виктория Интегру поил?..
— Вряд ли я могу его заменить во всем! В конце концов…
«В конце концов, — подхватывает Пип, — кое-что и я могу не одобрить. Пусть уж мисс Хеллсинг мужика себе ищет…»
Кинково, но не неуместно, а жизнеутверждающе
-
-
10.01.2012 в 13:31Да. С композицией и сюжетом у меня не вышло ничего. Вернее, если сюжета я просто не смогла придумать, то о композиции не догадалась подумать.
Но я рада, что несмотря на бессюжетность, оно все-таки кое-чем нравится.
another_voice, начало и правда гипертрофированное, теперь я тоже это ясно вижу - слишком много всего хотелось объяснить, плюс кое-какие кинковые моменты (в принципе, большую часть спокойно можно было переместить куда-нибудь в середину, но в начале я об этом еще не знала)...
Очень понравились Пип и Серас, как пара именно. Ну и просто Серас, как воплощение здравого смысла. Интегру просто очень жаль! ((
Здорово, что тебе они нравятся - я их как пару почти никогда раньше не писала )) А Интегру мне тоже жаль. Задним числом хочется ее покомфортить, но, увы, мне самой это все равно не поможет ))
Rendomski, за детали спасибо - я старалась; некоторые мне самой очень нравятся )
кстати, бренди тоже явно он, а не сама Виктория Интегру поил?..
Идея, идея была его, естессно. Само действие никаких особых спецнавыков не требовало
(и потом - мацать мою Интегру?!..), хотя подстраховывал он Серас наверняка)Кинково, но не неуместно, а жизнеутверждающе
читать дальше