Текст заявки— слеш с Алукардом: с Пипом, Андерсоном или Уолтером. Игра на контрастах человек/ нечеловек (в случае с Дарк Уолтером настоящий вампир/ненастоящий), вечная молодость/старость, совершенное тело/несовершенное и т. д. Что-нибудь про кровь и томатный сок. Не стёб. Можно ПВП или легкий флафф.
Название: Убить свою мать
Автор: Levian
Бета: Red_TABUretka; огромная благодарность ей и another_voice за консультации и поддержку.
Герои (Пейринг): Алукард/dark!Уолтер
Рейтинг: R
Жанр: AU, драма
Саммари:
«Я сомневался, признаюсь, что это сбудется с ним,
Что он прорвется сквозь колодец и выйдет живым,
Hо, оказалось, что он тверже в поступках, чем иные — в словах.
Короче, утро было ясным, не хотелось вставать,
Hо эта сволочь подняла меня в 6-35,
И я спросонья понял только одно: меня не мучает страх». (с) Сергей Калугин, «Убить свою мать»
Статус: в процессе
Дисклаймер: Персонажи и реалии манги принадлежат К. Хирано
Предупреждения: здесь есть кто-нибудь нормальный?
Примечание: написано на новогодний фикатон на сообществе Махнёмся не глядя.
читать дальше Он не думал, что за ним вернутся.
В просвет между двумя наклонными бетонными плитами, под одной из которых он лежал, падал луч солнца. Золотое пятно, щерящееся клыками-тенями от арматурин, ползло по асфальту, нестерпимо медленно подбираясь к его руке, словно жук-скарабей.
Стук каблуков сыграл стаккато где-то наверху и замолк, и повисла колючая тишина. От неё захотелось пить, и он пошевелил распухшим языком в болезненно сухом рту.
Мелькнула тень, над ним появилось перевёрнутое женское лицо; он силился найти в опрокинутых чертах знакомые и не узнавал ни свисающих посеревших волос, ни впалых щёк. Взгляд упорно возвращался к зажмуренному, залитому кровью глазу, окружённому слипшимися ресницами.
Сизые от пыли губы зашевелились, но он ничего не слышал. Из-под ресниц у неё продолжала сочиться кровь, капля повисла на кончике носа, побалансировала там, набухая и разрастаясь, и влажно шлёпнулась ему на щёку. Кожей он ощутил солёный вкус.
Бедная девочка.
— Джокер, — прошептал он почти умоляюще и жалко улыбнулся. Она, должно быть, не поняла, потому что отшатнулась. Появилась ещё тень, вторая; остатками ускользающего слуха он улавливал шум, похожий на гул накатывающих одна за одной волн.
Волны? Пена морская?
Он закрыл глаза, ожидая, когда луч наконец коснётся его.
И когда его подняли и куда-то понесли, он не мог понять, почему луч не следует по пятам, широко разевая свою великолепную ослепительную пасть.
И кто это так заливисто смеётся над головой?
— Уолтер? Мне сказали, ты здесь.
Верхние лампы не горели, но совсем темно в комнате не было — светились ряды мониторов, одни ярко, другие приглушённо. Света хватало, чтобы разглядеть инвалидное кресло и человека в нём.
— Сэр Айлендс…
— Нет-нет, не вставай, — улыбнулся тот. Подошёл ближе и обеими руками опёрся о стол, изучая изображения на экранах: ворота и дорога перед ними, длинные коридоры, огромный зал, где как муравьи суетились крошечные фигурки рабочих — вставляли высокие, в два человеческих роста, окна. — На этом изображение барахлит, — он указал на горизонтальные полосы «белого шума» на одном из мониторов.
— Повредили провода, когда восстанавливали пол на втором этаже, — пожал плечами Уолтер. Юношеский голос чуть срывался, будто его обладатель долго кашлял, надсаживая горло. — Я это исправлю. Возможно, если финансирование позволит, полностью дублирую систему внутри особняка.
— Я никогда не сомневался в твоих технических способностях, но сейчас пришёл поговорить о другом. Не возражаешь, если мы прогуляемся?
Уолтер молча наклонил голову и приподнялся, но ладонь в белой перчатке опустилась ему на плечо и несильно нажала, побуждая снова сесть.
— Я не настолько дряхл, чтобы не справиться с обязанностями сиделки, — сказал Айлендс. Кожа на ручках кресла скрипнула под его руками, в тон ей старчески заскрипели поворачиваемые колёса.
На третьем этаже южного крыла ещё не было рабочих, наскоро забитые грубыми досками уцелевшие окна перемежались затянутыми тонкой чёрной плёнкой пустыми проёмами. Уолтер поймал себя на мысли, что камеры тоже стоит чередовать: одна внутри здания, одна снаружи, на случай, если попытаются атаковать через окна.
Атаковать? Кто?
Айлендс толкал кресло медленно, хоть и без особых усилий. Он довёз Уолтера почти до конца коридора и остановился — на последнем окне полиэтилен порвали птицы или ветер, и бледное ноябрьское солнце падало на покрытый той же плёнкой пол, отражалось от неё и пускало призрачных «зайчиков» гулять по потолку.
— Должно быть, тебе сейчас чертовски обидно, — заговорил он.
— Обидно? — равнодушно переспросил Уолтер.
Айлендс улыбнулся, но следующие его слова прозвучали холодно:
— Оказаться ниже… рангом, чем обычный вампир, несовершеннее, чем обычный фрик.
— Об этом вы хотели спросить меня, лорд Айлендс?
Тот поставил ногу на нижнюю перекладину кресла, покачал туда-сюда, будто убаюкивая ребёнка. Снова растянул впавшие губы в светской улыбке, точно извиняясь за неприличное англичанину вмешательство в чужую жизнь.
— О нет, мёртвые всегда беспокоили меня меньше живых.
— Значит, вы желаете поговорить о леди Интеграл?
— Не только. Сейчас меня больше интересует тот, кто представляет для страны угрозу.
Уолтер прикрыл глаза, а когда снова открыл, по ним горечью полоснула яркость солнечного света.
— А. Вы имеете в виду… военнопленного. — Он поднял взгляд на по-прежнему покачивающего кресло Айлендса. Случайно или намеренно, тот выдвинул его чуть дальше — к сияющим ослепительным золотом полосам — и опять потянул на себя. — К сожалению, я сейчас не в том состоянии, чтобы соображать быстро.
— Мне очень жаль, — без тени сочувствия сказал Айлендс. — Да, я говорю о существе, называющим себя Шрёдингером.
— Schrödinger, — машинально повторил Уолтер. Поднял руку, желая привычным жестом провести по лбу и отбросить волосы, но почти сразу опустил её, дрожащую от слабости, на подлокотник. Он него не укрылось, как презрительно смотрел Айлендс на его судорожно подёргивающиеся пальцы. — Вас беспокоит, достаточно ли надёжно его охраняют?
— По твоему мнению — достаточно?
Уолтер откинулся назад, скользнул взглядом по оказавшемуся близ его плеча запястью, словно нарочно выставленному напоказ из-под задравшейся накрахмаленной манжеты. Дряблая старческая кожа, рисунок морщин на ней, выпирающие синие вены. Он сглотнул набежавшую слюну и отвернулся.
— Пока он в кататоническом ступоре. Врачи фиксируют минимум мозговой активности. Частота сердечных сокращений снижена. Реакция на внешние раздражители практически отсутствует. Похоже, он готов впасть в кому. Впрочем, вам об этом известно.
— Именно, — кивнул Айлендс. — А возможно ли, что герр Шрёдингер по своему обыкновению издевается над «идиотами-англичанами»?
— Вы читали отчёты. Датчики сообщат о любом его движении, а определённые… замки, которыми снабжена комната, помешают ему сбежать, даже если он захочет.
—А хочет ли он убегать?
Коротко шелестнул полиэтилен под колёсами, кресло дёрнулось и замерло в футе от первого солнечного пятна. Уолтер с бешено забившимся сердцем вцепился в подлокотники.
— Полагаете, он учёл возможность собственного пленения?
— Вполне вероятно, — Айлендс отпустил ручки кресла и придирчиво разглядывал рукав своего безупречного кремового костюма. Легонько щёлкнул по нему пальцем, смахивая крошечную невидимую соринку. — Интегра — невероятно сильная женщина… совершившая невозможное женщина. Шрёдингера она ненавидит как воплощение того, что осталось от Последнего батальона, и вдвойне ненавидит его как существо, способное одолеть её непобедимого слугу — и почти одолевшее. Она чувствует себя в безопасности здесь, в этом доме её предков, впервые за последнее время. Она считает, возможно, что кроме неё никто не справится лучше с этой задачей, с уничтожением последнего из нацистов, с охраной Англии от угрозы, которую он собой воплощает… Растянувшееся завершение её крестового похода, не так ли?
— Всё так, — безразлично подтвердил Уолтер, не сводя глаз с извивающейся на ветру прорехе в чёрном полотнище.
— Ты согласен с ней, Уолтер? — Айлендс снова положил ладони на ручки кресла, неторопливо качнул его назад, а потом, неожиданно, — вперёд, так резко, что ботинки Уолтера от потока солнечного света отделяла всего пара дюймов.
— Решение принимает леди.
— Разве у тебя нет права голоса в этом вопросе? — рокочуще, неприлично громко для этого пустынного коридора рассмеялся Айлендс. — Она весьма благодарна тебе за… спасение Алукарда.
— Лучше не называть его по имени, если вы хотите сказать что-то, что он не должен услышать, — заметил Уолтер. — Он считает это место своим домом и даже днём может здесь много больше, чем в прочих местах.
Айлендс обернулся: в темноте за их спинами царила тишина. Захлопала, как крыльями, плёнка и сразу же замерла.
— Не называть… — процедил он. Капелька слюны попала Уолтеру на плечо. — Он всё ещё не… не оправился?
Уолтер почти примирился с тем, что перед его коленями кружится в лучах света каменная пыль, что стоит подняться чуть более сильному ветру…
— Это обычное для вампира — истинного вампира — состояние.
— Печати Кромвеля полностью деактивированы, — перебил Айлендс и наконец-то потянул кресло назад, за собой, в блаженную темноту. — Вампир… вампир нестабилен. И Шрёдингер, Шрёдингер, чьи мотивы неизвестны, чьё поведение непредсказуемо, здесь, совсем рядом с ним. Взрывоопасное сочетание, не находишь, Уолтер?
— Взрывоопасное, — подтвердил он, потому что, по всей вероятности, от него этого и ждали. Голова заболела от бесконечного чередования света и тени.
— И Интегра, — задумчиво продолжал Айлендс, — мы оба, ты и я, знали её ещё ребёнком, видели, как она росла… А сейчас, после всего, что она пережила, можно ли думать, что она доживёт до тридцати? До сорока? До семидесяти? Позволят ли обязательства, которые её связывают сейчас, контроль над вампиром, надзор за Шрёдингером, восстановление организации, позволит ли ей всё это выйти замуж, выносить и родить наследника?
Уолтер не ответил, тогда кресло снова двинулось, словно само, к линии, где темнота сменялась светом.
— Леди Интеграл ещё очень молода.
— Интегра — женщина. Она не сможет, подобно своему отцу, зачать ребёнка в пятьдесят с лишним лет. — Айлендс порылся в кармане пиджака, вытащил пастилку от кашля, разломил на половинки и закинул одну в рот. Остро и тошнотворно запахло мятой. — Интегра упряма и с каждым годом будет ещё упрямее. Она дотащит своё бремя до конца… и не найдёт, кому его передать.
Уолтер молчал, глядя на золотые блики на подножках кресла.
— Ах, слишком близко к солнцу, — спохватился Айлендс. — Прошу прощения. Продолжим об Интегре. Сейчас она рада, что одержана победа, что те, кто близки ей, не погибли, что особняк не уничтожен… Потом, через десять, через пятнадцать, двадцать лет, когда молодость уйдёт, когда уйдёт — тебе это знакомо, верно, Уолтер? — радость и очарование юности, чувство, что мир вертится только затем, чтобы ты жил в нём… Однажды для Интегры наступит такое время, и она встретит его в одиночестве.
— Она не будет одна.
— Мёртвые — не лучшая компания для живого человека, как тебе известно. А больше никого не останется… именно потому, что живые не будут интересны ей. Тебе не жаль её, Уолтер?
Не дождавшись ответа, Айлендс прожевал вторую половинку пастилки. Запах мяты стал нестерпим, Уолтер тяжело сглотнул, надеясь, что его не вывернет сейчас наизнанку на собственные колени.
— А герр Шрёдингер останется всё той же немой угрозой, с каждым годом всё более опасной, а наш общий знакомый, даже с восстановленными уровнями самоконтроля, по-прежнему будет Чудовищем.
Уолтер отметил, что Айлендс не упомянул ни Серас, ни его самого, но спросил не об этом.
— Я должен почувствовать себя виноватым за то, что остановил Шрёдингера?
— Не стоит воспринимать мои слова как повод для обиды, — усмехнулся Айлендс. — Ты, безусловно, действовал наилучшим для того момента образом, и сложившаяся ситуация, в том числе и отношение… отношение Интегры к вампиру, — не твоя вина.
Рука покровительственно похлопала его по плечу, но тотчас отдёрнулась, будто Айлендс, поймав взгляд Уолтера, прочитал скользнувшую мысль. Прочитал — и засмеялся.
— Ну, ну. Мы, старики, вечно брюзжим, вечно предполагаем худшее. Мало ли, что случится за несколько лет… может быть, за несколько месяцев или недель. Если наш военнопленный внезапно решит прекратить бездействовать и попытается довести свой план до конца, что мы, мы, ничего не знающие об этом существе, будем делать? Как остановим его? Всякое бывает, не так ли?
— Всякое бывает, — эхом повторил Уолтер.
— О да. Жаль, что не осталось никого, кто знал бы точно, насколько надёжно герр Шрёдингер пребывает в этом своём… ступоре. Ведь ты не очень-то общался с ним, верно?
— Верно.
— Что же, оно и к лучшему, — коротко сказал Айлендс. — Насколько мне известно, это совершенно сумасшедшее существо. — Он вытащил из кармана брегет, щёлкнул крышечкой. — Боюсь, я опаздываю. Ты в состоянии добраться до подвала без меня, Уолтер?
— Благодарю, сэр Айлендс, — ответил он и сам не узнал своего голоса. — Я в полном порядке.
Когда шаги старого знакомого стихли в отдалении, он, пошатываясь, поднялся с кресла. Постоял, глядя на полощущееся по ветру полиэтиленовое полотнище… как обгорелый флаг. Потом носком ботинка поддел кресло за перекладину, так, что оно подпрыгнуло и врезалось в стену, и упало изломанной грудой металла, кожи и пластика, оставив в бетоне сеть разбегающихся трещин.
— В полном порядке.
Уолтер так привык к раздающимся над головой голосам, топоту, назойливому жужжанию дрелей и грохоту отбойных молотков, что проснулся, когда наступила тишина. Электронные часы на стене показывали три четверти десятого.
Он опять заснул днём. Зажатый между пальцами окурок давно дотлел до фильтра, от полной пепельницы исходил кислый запах сырого пепла. Уолтер опустошил её над мусорной корзиной и вернул на стол, содрал прозрачную обёртку с новой пачки и с наслаждением закурил, заглушая терпким дымом влажный запах подвала — ароматы земли и застарелой крови.
Показалось, что чертежи лежали не так, как он их оставил, — неужели пока он спал, здесь кто-то побывал? Он поворошил бумаги, проверил планы этажей и коммуникаций, пересчитал даже стопки бумаги для факса. Всё было на месте, нигде и лишней запятой не появилось. Снова померещилось?
В дверь тихо поскреблись. Уолтер молчал: существовал маленький шанс, что там, за порогом, стоит человек, который уйдёт, если решит, что в комнате никого нет. Лёгкое царапанье превратилось в негромкий, но настойчивый стук.
— Войдите, — сказал он.
Дверь приоткрылась, в щель просунулась сначала белокурая девичья голова, огляделась по сторонам, а потом Серас Виктория проскользнула в комнату.
— Уолтер? Я тебя не очень побеспокоила?
— Нисколько, — покривил он душой и загасил сигарету — Серас терпеть не могла дыма.
— Ты пропустил ужин, — сказала она немного укоризненно. — Я принесла тебе поесть.
— Спасибо, у меня ещё осталось.
— Свежее. Тебе нужно. — Она настойчиво совала ему в руки холодный пакет, Уолтер принял его и поискал глазами, куда бы положить. Серас сдвинула брови.
— Уолтер, пожалуйста.
— Я выпью, — вымученно улыбнулся он. — Просто сейчас не хочу.
Серас прошлась по комнате, бездумно прикасаясь к стенам, и наконец спросила, не глядя, впрочем, на него, будто так ей было легче говорить:
— Ты не ужинал вместе со всеми, потому что не хотел видеть кого-то из нас?
— Ужинал? В столовой? — Рука Уолтера замерла над стопкой накладных. Серас смешалась:
— Леди Интеграл… Хозяин… Она же предложила, чтобы мы ели вместе с ней. Сказала, что иначе ей будет скучно, столовая слишком большая для одного человека.
— Леди Интеграл? Предложила, чтобы вампиры пили кровь за одним столом с ней?
Серас покраснела, но только на мгновение, как и все немёртвые. Через секунду её щёки вновь были бледными; она старалась не встречаться с Уолтером взглядом.
— Хозяин… Хозяин сказал ей, что ему тоже скучно. Поблагодарил… Я… я не понимаю, что тут такого! Леди Интеграл не против, она никогда… никогда не брезговала нами.
Уолтер глубоко вздохнул.
— Серас.
— Да?
— Извини. Я не хотел тебя обидеть.
Она слабо улыбнулась и присела на застеленную узкую кушетку, тщательно поправив юбочку и скрестив на коленях руки — обычную и ту, что рукой на самом деле не была.
— Я понимаю. Но ты… ты же знал про столовую.
— Может быть, — согласился Уолтер. — Я проспал. Не помню.
— Не помнишь… — протянула Серас. Уолтеру показалось, что в её голосе слышится недоверие. Подавив внезапный приступ раздражения, он оттолкнулся от стола, крутанулся на стуле и извлёк из одного из ящиков коробку с ртутными пулями. Пальцы не слушались, пули вертелись на столе как живые, насмешливо посверкивали блестящими бочками, округлые, похожие на дирижабли.
На несколько минут повисла тяжёлая, действующая на нервы тишина. Против его ожиданий, Серас не торопилась покидать комнату.
— Уолтер.
— Что? — отозвался он резче, чем хотел.
Серас помолчала, мгновение он думал, что она сейчас оценивающе взглянет на него, поднимется и уйдёт. Он сгрёб все пули назад в коробку и отодвинул её подальше, хотя хотелось отшвырнуть.
— Я тоже немного об этом волнуюсь. Я не считаю, что правильно, когда Хозяин ведёт себя так, будто леди Интеграл… будто она уже умерла.
— Где он сейчас? — резко спросил Уолтер и закашлялся — словно в груди не хватило воздуха на все слова. Серас смотрела на него, покусывая обтянутые тонкой тканью костяшки пальцев.
— Я не знаю, — сказала она в конце концов. — Не с леди Хеллсинг — она уже спит. Я не это имела в виду, Уолтер. Он не превратит её в вампира, никогда.
— Да… Да, конечно.
— Скорее бы особняк восстановили, — неожиданно сказала Серас. — Не стоит леди Хеллсинг жить в подвале, хоть он и единственный остался не разрушенным. И людей, которые работали бы здесь постоянно… хорошо бы, будь их побольше.
Уолтер кивнул.
— Скоро будет.
Серас поднялась, украдкой стыдливо одёрнула юбочку — он в это время вежливо смотрел в другую сторону.
— На третьем этаже нашли твоё инвалидное кресло, — заметила она уже на пороге и помедлила, как и всегда, когда не уверена была, стоит ли вообще заводить разговор: — Завтра из Бирмингема привезут новое. Уолтер… всё в порядке?
— В полном. Спокойной ночи, Серас.
— Спокойной, — ответила она и медленно, словно сомневаясь, закрыла за собой дверь.
Уолтер был уверен, что спать она не пойдёт — возможно, отправится сидеть на крышу, туда, где ещё не восстановили кровлю и лунный свет льётся сквозь огромные дыры на чердак. Или станет бродить по окрестностям, тенью скользя меж искалеченных покорёженных деревьев, сливаясь с чернотой их обугленных стволов.
А вот он вряд ли сможет отойти от особняка дальше, чем на десять ярдов, — просто подкосятся ноги, и он упадёт в осеннюю грязь, размазанную десятками колёс и ног.
Он вернулся к чертежам, но за то время, что Уолтер бессмысленно смотрел в стену, кто-то словно успел переворошить их по своему усмотрению и удобству — безо всякой системы, без капли логики и аккуратности. Он погрузил в них обе руки, как в воду, и наслаждался бумажной прохладой и мягким шелестом. Виски опять нестерпимо заболели от яркого света, он потянулся к выключателю лампы, но рука дёргалась, как у пьяного, и вместо того, чтобы нажать на кнопку, он размашисто провёл по столешнице — и чертежи веером разлетелись по полу. Уолтер наклонился, сгрёб их в кучу и распихал по ящикам, а когда выпрямился, то комната поплыла у него перед глазами, часы вытянулись и дрейфовали по волнистой стене, острые зелёные линии цифр на них извивались как водоросли или русалочьи хвосты.
Уолтер зажмурился и ощупью нашарил за спиной открытый аптечный шкафчик, кончиками ставших очень чувствительными пальцев ухватил небольшую ребристую коробочку и потянул её на себя. Привычно нащупал на соседней полочке плотно закупоренную бутылку с водой и небьющийся стакан. Каждая новая таблетка растворялась всё медленнее, на двадцатой коробочка опустела. Он досадливо потряс ей, но не вытряс ничего, кроме белой пыли. Такая же пыль маленьким торнадо кружилась и оседала в стакане, Уолтер помешал её карандашом.
Со стаканом в руке он только добрёл до кушетки и тяжёло повалился на неё, плеснув себе на грудь мутной водой, как в дверь снова постучали.
— Серас? — спросил он и повторил с досадой: — Серас?
Ему не ответили. Он отставил стакан, встал и пошёл к двери, но стоило взяться за ручку, как сзади раздался такой звук, будто что-то опрокинулось и разлилась вода, а следом оборванной нотой прозвенел приглушённый, словно зажатый ладонью, девичий смешок. Уолтер вздрогнул.
— Очередную твою игрушку я испортил, да?
— Это было снотворное, — сухо сказал Уолтер и повернулся.
Маленькая нога в идеально белом ботинке провела по полу черту, разгоняя остатки воды. Снова колокольчиком прозвучал полуженский-полудетский смех. Лампа, так раздражавшая Уолтера всё это время, пригасла, и испускала теперь мутный пьяный свет. Он спохватился, что Алукард — не Серас, курить при нём можно (и, пожалуй, даже нужно), и щёлкнул зажигалкой.
— Интегра расстроена. Она почему-то считает, что ты не желаешь никого видеть.
— Серас уже намекнула.
— Ты правда не хочешь никого видеть? — осведомился Алукард с любопытством. — Или только кого-то одного?
Уолтер потёр лоб, забыв, что в пальцах сигарета, но чёлка не вспыхнула: тлеющий огонёк словно не замечал спутанных волос.
— Тебе так нужно это знать?
Алукард, не удостоив его ответом, прошёлся по комнате, как незадолго перед этим — Серас, и Уолтера поразило неожиданное сходство создания и создателя: в движениях, в повороте головы. Даже в том, как лениво и в то же время алчуще скользили по стенам их непроницаемые чёрные тени. Ничего общего с тенью самого Уолтера — серой тряпкой, будто приколоченной к полу.
— Зачем ты пришёл? — спросил он.
Алукард поднял с пола один из упущенных чертежей, скомкал и швырнул в корзину. Сбросил со стола пустую упаковку из-под снотворных таблеток. Оттолкнул к стене завертевшийся как волчок стул — и вдруг исчез, провалился в собственную тень, словно в колодец.
— Алукард? — Уолтер сделал шаг вперёд, но тут же покачнулся и ухватился за дверную ручку. Прижался спиной к деревянному полотнищу, судорожно дыша. — Чёрт возьми, Алукард, это… несправедливо!
— Несправедливо? — Тень появилась за его спиной и чёрными лапами ухватила за руки. Сигарета выпала, зашипела и погасла. — Несправедливо?! Несправедливо, потому что я могу тебя убить, а ты меня нет?
У Уолтера судорожно дёрнулся уголок рта.
— Одна из твоих любимых речей, если не ошибаюсь? Навязчивых речей, да, Алукард?
Тот зашипел, и Уолтер, безошибочно нашарив его слабое место, продолжал бить с удовлетворением почти таким, как от хорошей драки, чувствуя, как сухие губы расползаются в привычной усмешке:
— Пришёл сюда и думаешь, что я буду тебя слушать? Ты спятил, ты просто чокнулся, Алукард.
— По твоей вине, Уолтер.
—Ты сумасшедший.
— Не больше, чем был.
— Сумасшедший.
— Замолчи!
— Ненормальный, который не в состоянии себя контролировать.
— Заткнись! — зашипел Алукард ему в лицо, по-змеиному извернувшись; пальцы, удерживающие Уолтера, сделались твёрдыми и совсем холодными, как стальные прутья на леднике, и сжались. В левой руке что-то хрустнуло. Алукард оскалил зубы, как бешеная собака, и расхохотался.
— Убирайся отсюда, — срывающимся голосом велел Уолтер.
— Кто ты такой, чтобы мне приказывать?
Хватка неожиданно разжалась, Уолтер с плохо скрываемым облегчением сполз по двери, потирая запястье. Из тени у стола выступила тоненькая фигурка девочки-подростка.
— Откуда это? — отрывисто спросил Алукард, указывая на пакет с кровью.
— Прин… — он закашлялся и заставил себя не встречаться глазами с требовательным взглядом. — Я взял в хранилище.
Алукард широко ухмыльнулся и вдруг, прежде чем Уолтер успел отшатнуться, почти без замаха швырнул пакет ему в лицо. Тот с хлюпающим звуком лопнул, и запахи подвала сменились, будто волна накатила, резким, металлическим, набивающим оскомину ароматом.
— В следующий раз приходи на ужин, — дружески засмеялся Алукард.
Уолтер молчал, запрокинув голову и жадно хватая ртом воздух.
— Что же ты, «Ангел смерти»? Жри. Жри, не смей давиться.
— Уби… убирайся.
Алукард опустился подле него на пол, коленями — прямо в кровавую лужу. Уолтер попытался отодвинуться, но измазанные красным ладони легли на его щёки и с силой удержали голову на месте.
— Убирайся! — заорал он в ухмыляющееся бледное лицо. Отвратительное бледное лицо: резиновые губы, тусклые стеклянные глаза, пластиковая мёртвая кожа.
— Не кричи, — тихо и зло сказал Алукард. Уолтер уловил в холодном дыхании слабый привкус мяты и еле подавил рвотный позыв. — Ты что — сумасшедший, кричать посреди ночи?
И растворился в полумраке. Через мгновение в дверь забарабанили, громко и настойчиво, как умеют это делать поднятые ото сна и встревоженные люди.
— Мистер Дольнез? Мистер Дольнез, всё в порядке?
— Всё нормально! — хрипло крикнул он.
За дверью некоторое время молчали, прислушиваясь, наверное, не крушит ли он мебель; молчал и он, закрыв глаза, но свет ярко разгоревшейся лампы проникал даже сквозь сомкнутые веки и из жёлтого превращался в тускло-багровый.
Потом все ушли, а Уолтер умылся оставшейся водой и долго смотрел, как она, порозовевшая, капает с пальцев на пол, не решаясь облизнуть их, точно каждая тень готова была уличить его в воровстве.
Ему всё-таки пришлось выпить крови: в полдень Серас принесла ещё один пакет. Она не уходила, пока Уолтер не открыл его и не сделал несколько глотков под её внимательным сочувствующим взглядом.
— Я тоже сначала не очень её любила, — призналась она со стеснительной полуулыбкой и крепче зажала между коленями маленькие узкие ладошки. — Немного гадко, когда представляешь, сколько она пролежала на льду, и привкус такой… противный.
— Не в этом дело, — тускло сказал он, глядя на ополовиненный пакет в своих руках, и неуверенно добавил: — Бывают вещи и похуже — пересоленная овсянка, варёная капуста…
Серас хихикнула.
— Или оливки. Ненавижу оливки. Как будто их нефтью пропитали. Или это маслины?
— Серас?
— Да? — она подалась вперёд, с беспокойством заглядывая ему в лицо. — Что?
— Тебе ничего не будет из-за того, что ты приносишь мне кровь?
— От кого будет? — удивилась она, на вид — вполне искренне.
— От… — он перевёл взгляд на дверь, где виднелись плохо замытые, въевшиеся в древесину кровавые потёки. — Неважно. Забудем, ладно?
Серас покачала головой, качнулись и причудливые тени за её спиной.
— Ладно, — сказала она уже без улыбки. — Леди Хеллсинг сказала, что хочет с тобой поговорить. Она вернётся после двух и будет в кабинете на втором этаже. Ты дойдёшь?.. Сам?
— Не такая уж я и старая развалина, мисс Виктория, — пошутил он.
— А… — начала она и замолчала. — Ну, тогда я пойду. Вылет через час… упыри в окрестностях Лондона, снова.
Он помахал ей левой рукой — правая в последнее время хуже слушалась. Щёлкнул дверной замок. Уолтер перевел взгляд на пакет с кровью, смахнул губами повисшую на нём капельку… и, больше не сдерживаясь, рванул его клыками, запрокинул голову и принялся пить — жадно, захлёбываясь; холодные струйки текли по шее, он ловил их пальцами и облизывал, почти царапая сам себя.
Тяжело дышащего, всё ещё голодного, его вырвал из сладкого оцепенения тихий знакомый стук. Уолтер замер.
Déjà vu
Комкая во вспотевших пальцах пустой, вылизанный начисто пакет, он лихорадочно переводил взгляд с тени под столом — на круг света от лампы — снова на дверь.
— Алукард? — негромко спросил он наконец. Пакет в руках затрещал, протестующе завибрировала безжалостно сминаемая пластиковая бирка, хрустнула гибкая трубочка, похожая на коктейльную соломинку.
Не входи, хотелось заорать Уолтеру, не смей, убирайся, я не разрешаю тебе входить!
Медная ручка звонко щёлкнула и повернулась.
— Уолтер?.. Ты ещё здесь?
— Серас, — выдохнул он с облегчением. — Что ты… Ты что-то хотела?
— Я… Я кое-что забыла попросить.
— Да? — рассеянно сказал он, думая, куда спрятать предательски шелестящий пакет.
— Эта камера в моей комнате… обязательно, чтобы она всё время работала?
— Камера? — тупо повторил Уолтер. — Какая камера?
— В подвале, — терпеливо сказала она. — Камеры наблюдения во всех комнатах, и в моей тоже.
— Да, — он запустил с трудом гнущиеся пальцы правой руки в волосы, не понимая, чего от него хочет Серас. — Работают. Что-то не так?
— Я подумала, зачем нужно, чтобы камера в этой части подвала постоянно работала? Есть же у ворот, по периметру забора, в коридорах…
От её высокого голоса у Уолтера зазвенело в ушах, и он уставился на блестящие, розовые, подкрашенные, должно быть, губы, за которыми мелькали острые зубы. А потом по движению этих губ угадал, что уже несколько раз Серас о чём-то настойчиво у него спросила.
— Извини… что ты сказала? Только что?
Серас, шагнувшая было ближе, отступила назад и насупилась.
— Камера в моей комнате всегда будет работать? Я не люблю… не люблю, когда кто-то видит, как я ложусь спать.
От неожиданности Уолтер засмеялся, но поймал её сердитый взгляд и осёкся.
— А. Ясно. Сейчас, подожди минуту, сейчас…
— Уолтер, я только…
— Подожди, — торопливо говорил он, неслушающейся рукой заталкивая смятый пакет между картонными папками, — сейчас…
— Уолтер!
— Держи, — он не заметил, как Серас подошла ближе, нависла над его согнутой спиной; тень от её пышных волос металась по столешнице. — Держи, — повторил он, почти силой вталкивая ей в правую руку колечко с ключами. — От поста охраны, там, на пульте… Отключишь сама?
— Да, — пробормотала Серас, — да, конечно. Спасибо. Уолтер…
— Да? — устало отозвался он.
— У тебя ладонь в крови.
— Время, — сказал он. — Вылет. Ты не опоздаешь?
Серас покачала головой и стремительно — так стремительно, что Уолтер с трудом сдержал порыв броситься к ней и ухватить за волосы, как тонущую, — нырнула в собственную тень.
До полудня время шло быстро, после — тянулось как холодный клей; трещали, лопаясь, минуты, секунды звенели, будто туго натянутые нити.
Сегодня меняли пол в холле, нужен был свет, много света, и Уолтеру пришлось добираться до второго этажа через запасную лестницу. Окна по дороге к кабинету были занавешены: некоторые неизменной чёрной плёнкой, некоторые — грубой камуфляжной тканью, наскоро прицепленной к вбитым в стены анкерным болтам, словно кто-то позаботился о том, чтобы хотя бы здесь не доставлять ему неудобств.
Перед огромной, двустворчатой — она всё-таки уцелела в битве за особняк! — дубовой дверью он представил себя со стороны: худющий подросток перед входом в святая святых, улыбнулся воспоминаниям и постучал.
— Леди Хеллсинг, вы желали меня видеть?
— Садись, — она указала на кресло. — Уолтер, садись. Пожалуйста.
Здесь окна были занавешены аккуратнее, чёрным крепом — единственное, что в особняке напоминало о трауре. Ярко, почти празднично горели десятки ламп: леди Интеграл Хеллсинг любила свет. Осунувшееся и побледневшее лицо, с которого за последний месяц сошла золотистая смуглость загара, казалось совсем юным, пересекающая его чёрная повязка выглядела комично — будто маленькая девочка изображает на маскараде пиратку.
Уолтер почувствовал острый приступ жалости, как и всякий раз за последние недели, когда видел её, и опустил взгляд на мыски своих ботинок.
— Боюсь, сейчас полностью восстановить внешнюю охранную систему не удастся: по крайней мере, до тех пор, пока не закончится ремонт близлежащих коммуникаций. Я говорил с сэром Айлендсом насчёт финансирования. Её Величество…
— Уолтер, — прервала леди Интеграл, — об этом потом. — Она опустилась в кресло напротив, держа спину неестественно прямо, будто боялась, что от неловкого движения переломится позвоночник, привычно закурила сигариллу. Спохватившись, придвинула к Уолтеру коробку. Он улыбнулся и покачал головой, а внутри обидно ёкнуло: она действительно больше не считает его дворецким.
— Леди Хеллсинг?
Она не произнесла ни слова, пока не докурила сигариллу до половины и клубы ароматного дыма цвета сепии не поплыли над столом, скрывая её лицо, — во всём особняке было так же холодно и сыро, как и в подвале. На столе громоздились папки с документами, из-под небрежно брошенных верхних выглядывали аккуратно разложенные по стопкам нижние. Уолтер подумал, что не сможет помочь леди разобрать их: уже не ему принадлежало право заботиться об этих вопросах.
— Уолтер. Сегодня с утра один из архитекторов не проснулся. Сильная кровопотеря.
Слюна во рту показалась слишком густой и вязкой, пересохшие губы царапали друг друга, а язык вдруг стал горчить как хинин.
— Как давно он мёртв?
— Он не мёртв.
— Превратился в упыря?
— К счастью, нет, — она говорила подчёркнуто сухо, деловито, словно ничего особенного и не произошло: кругом нападения, кругом обескровленные люди, почему бы им не быть и в особняке? — Утром его обнаружили лежащим без сознания на своей постели и сразу же с одним из врачей отправили вертолётом в ближайшую клинику. Серьёзное повреждение наружной сонной артерии, ступор, эйфорическое состояние, обезвоживание. Только что сообщили, что у него начались галлюцинации. Типичное нападение вампира.
Уолтер неосознанно втянул в себя глоток влажного дыма.
— Что вы планируете делать, леди Интеграл? И кто в числе подозреваемых?
Она усмехнулась, в один вдох докурила и, не затушив предыдущую сигариллу, сразу же достала новую. Повертела в руках зажигалку — металлический прямоугольник, долго рассматривала полустёршийся герб на одной из сторон.
— Зачем он это делает, Уолтер, зачем он это делает?
— Я не знаю.
— Он никогда не поступал так прежде.
— Я знаю, — сказал он, чтобы хоть что-то сказать. — Леди Интеграл… пожалуйста. Пожалуйста, не плачьте, — и добавил первое, что пришло в голову: — Вы же уже большая девочка.
Она улыбнулась дрожащими губами и потёрла покрасневший нос рукавом. Наконец прикурила и, кажется, немного успокоилась.
— Он сказал, что этого больше не повторится. Что… тогда, в первый раз, он не в состоянии был себя контролировать с… посторонними людьми.
— Так и есть, леди Интеграл, — как можно мягче сказал Уолтер. — Вероятно, он сожалеет о случившемся… где-то глубоко внутри, но сожалеет.
— Что если однажды кого-то не довезут до больницы?
— Вероятно, этот человек превратится в упыря и придётся его уничтожить.
— Именно так, — сказала леди Интеграл. — Именно так. Как обстоят дела с восстановлением семейного архива?
— Не очень хорошо. Как вы знаете, в него попало две зажигательные бомбы. В библиотеке взорвалось несколько гранат. Мало что уцелело даже в сейфах. Надежда только на подвальное хранилище… но в последние годы из-за сырости его использовали как склад не слишком ценных записей. Осмелюсь заметить, леди Хеллсинг…
— Да? — быстро спросила она. По старой привычке: зная, что Уолтер не заговорит первым, как бы ни затянулась пауза.
— В деле восстановления печатей Кромвеля лучше всего обратиться к непосредственному свидетелю ритуала.
— Продолжай изучать архив, Уолтер. Мне так будет спокойнее.
— Как прикажете.
Интеграл откинулась на спинку кресла, жесткую, точно даже в собственном кабинете — особенно в собственном кабинете — леди не могла позволить себе ни малейшей поблажки. Пробормотала: «Чёртовы лампы… слёзы на глаза наворачиваются…»
— Уолтер, подожди.
Он хотел уйти и медлил, не зная, сможет ли — призрачная эйфория, нахлынувшая после нескольких глотков крови, давно исчезла.
— Слушаю, мисс Хеллсинг.
— Твоё состояние… без изменений?
— Пожалуй, да.
Он не стал сообщать об ухудшении, хотя рука, словно нарочно выбрав этот момент, заболела ещё сильнее; Уолтер ощущал натянувшиеся струнами мельчайшие вены и гадал, как скоро невидимый, но беспощадный смычок разорвёт их в клочья.
— Пожалуйста, Уолтер. Больше не смей лгать мне.
Снаружи раздались долгие гневные трели автомобильных гудков, напоминая, что день ещё не закончился. Интеграл через левое плечо обернулась к окну, поморщилась, поднесла руку к тугой повязке на месте глаза.
— Сегодня с утра я беседовала с Алукардом. Ты станешь пить его кровь Уолтер.
— Что? — обмер он и, больше не заботясь о том, чтобы стоять со спиной такой же прямой, как у леди, согнулся и судорожно ухватился за край стола.
— Донорская кровь тебе уже не поможет. Чтобы выжить, тебе придётся пить кровь истинного вампира.
— Алукард не единственный истинный вампир здесь, — громко сказал он. — Есть ещё Серас Виктория. Почему он?
— Кровь вампира, имеющего непосредственное отношение к той… к разработке, на основе которой тебя создали. — Лицо у леди Интеграл было непроницаемым, нетронутая сигарилла нехотя исходила дымом в пепельнице.
Уолтеру показалось, что его собственное лицо онемело, и ничего он не желал так, как ощупать его.
— Он согласился?
— Это был приказ. Приказы не обсуждаются.
— Благодарю за заботу, леди Хеллсинг, — сказал он чужим голосом.
— Можешь идти, Уолтер. Немедленно сообщишь, если в архиве найдётся нечто похожее на то, что мы ищем.
Название: Убить свою мать
Автор: Levian
Бета: Red_TABUretka; огромная благодарность ей и another_voice за консультации и поддержку.
Герои (Пейринг): Алукард/dark!Уолтер
Рейтинг: R
Жанр: AU, драма
Саммари:
«Я сомневался, признаюсь, что это сбудется с ним,
Что он прорвется сквозь колодец и выйдет живым,
Hо, оказалось, что он тверже в поступках, чем иные — в словах.
Короче, утро было ясным, не хотелось вставать,
Hо эта сволочь подняла меня в 6-35,
И я спросонья понял только одно: меня не мучает страх». (с) Сергей Калугин, «Убить свою мать»
Статус: в процессе
Дисклаймер: Персонажи и реалии манги принадлежат К. Хирано
Предупреждения: здесь есть кто-нибудь нормальный?
Примечание: написано на новогодний фикатон на сообществе Махнёмся не глядя.
читать дальше Он не думал, что за ним вернутся.
В просвет между двумя наклонными бетонными плитами, под одной из которых он лежал, падал луч солнца. Золотое пятно, щерящееся клыками-тенями от арматурин, ползло по асфальту, нестерпимо медленно подбираясь к его руке, словно жук-скарабей.
Стук каблуков сыграл стаккато где-то наверху и замолк, и повисла колючая тишина. От неё захотелось пить, и он пошевелил распухшим языком в болезненно сухом рту.
Мелькнула тень, над ним появилось перевёрнутое женское лицо; он силился найти в опрокинутых чертах знакомые и не узнавал ни свисающих посеревших волос, ни впалых щёк. Взгляд упорно возвращался к зажмуренному, залитому кровью глазу, окружённому слипшимися ресницами.
Сизые от пыли губы зашевелились, но он ничего не слышал. Из-под ресниц у неё продолжала сочиться кровь, капля повисла на кончике носа, побалансировала там, набухая и разрастаясь, и влажно шлёпнулась ему на щёку. Кожей он ощутил солёный вкус.
Бедная девочка.
— Джокер, — прошептал он почти умоляюще и жалко улыбнулся. Она, должно быть, не поняла, потому что отшатнулась. Появилась ещё тень, вторая; остатками ускользающего слуха он улавливал шум, похожий на гул накатывающих одна за одной волн.
Волны? Пена морская?
Он закрыл глаза, ожидая, когда луч наконец коснётся его.
И когда его подняли и куда-то понесли, он не мог понять, почему луч не следует по пятам, широко разевая свою великолепную ослепительную пасть.
И кто это так заливисто смеётся над головой?
***
— Уолтер? Мне сказали, ты здесь.
Верхние лампы не горели, но совсем темно в комнате не было — светились ряды мониторов, одни ярко, другие приглушённо. Света хватало, чтобы разглядеть инвалидное кресло и человека в нём.
— Сэр Айлендс…
— Нет-нет, не вставай, — улыбнулся тот. Подошёл ближе и обеими руками опёрся о стол, изучая изображения на экранах: ворота и дорога перед ними, длинные коридоры, огромный зал, где как муравьи суетились крошечные фигурки рабочих — вставляли высокие, в два человеческих роста, окна. — На этом изображение барахлит, — он указал на горизонтальные полосы «белого шума» на одном из мониторов.
— Повредили провода, когда восстанавливали пол на втором этаже, — пожал плечами Уолтер. Юношеский голос чуть срывался, будто его обладатель долго кашлял, надсаживая горло. — Я это исправлю. Возможно, если финансирование позволит, полностью дублирую систему внутри особняка.
— Я никогда не сомневался в твоих технических способностях, но сейчас пришёл поговорить о другом. Не возражаешь, если мы прогуляемся?
Уолтер молча наклонил голову и приподнялся, но ладонь в белой перчатке опустилась ему на плечо и несильно нажала, побуждая снова сесть.
— Я не настолько дряхл, чтобы не справиться с обязанностями сиделки, — сказал Айлендс. Кожа на ручках кресла скрипнула под его руками, в тон ей старчески заскрипели поворачиваемые колёса.
На третьем этаже южного крыла ещё не было рабочих, наскоро забитые грубыми досками уцелевшие окна перемежались затянутыми тонкой чёрной плёнкой пустыми проёмами. Уолтер поймал себя на мысли, что камеры тоже стоит чередовать: одна внутри здания, одна снаружи, на случай, если попытаются атаковать через окна.
Атаковать? Кто?
Айлендс толкал кресло медленно, хоть и без особых усилий. Он довёз Уолтера почти до конца коридора и остановился — на последнем окне полиэтилен порвали птицы или ветер, и бледное ноябрьское солнце падало на покрытый той же плёнкой пол, отражалось от неё и пускало призрачных «зайчиков» гулять по потолку.
— Должно быть, тебе сейчас чертовски обидно, — заговорил он.
— Обидно? — равнодушно переспросил Уолтер.
Айлендс улыбнулся, но следующие его слова прозвучали холодно:
— Оказаться ниже… рангом, чем обычный вампир, несовершеннее, чем обычный фрик.
— Об этом вы хотели спросить меня, лорд Айлендс?
Тот поставил ногу на нижнюю перекладину кресла, покачал туда-сюда, будто убаюкивая ребёнка. Снова растянул впавшие губы в светской улыбке, точно извиняясь за неприличное англичанину вмешательство в чужую жизнь.
— О нет, мёртвые всегда беспокоили меня меньше живых.
— Значит, вы желаете поговорить о леди Интеграл?
— Не только. Сейчас меня больше интересует тот, кто представляет для страны угрозу.
Уолтер прикрыл глаза, а когда снова открыл, по ним горечью полоснула яркость солнечного света.
— А. Вы имеете в виду… военнопленного. — Он поднял взгляд на по-прежнему покачивающего кресло Айлендса. Случайно или намеренно, тот выдвинул его чуть дальше — к сияющим ослепительным золотом полосам — и опять потянул на себя. — К сожалению, я сейчас не в том состоянии, чтобы соображать быстро.
— Мне очень жаль, — без тени сочувствия сказал Айлендс. — Да, я говорю о существе, называющим себя Шрёдингером.
— Schrödinger, — машинально повторил Уолтер. Поднял руку, желая привычным жестом провести по лбу и отбросить волосы, но почти сразу опустил её, дрожащую от слабости, на подлокотник. Он него не укрылось, как презрительно смотрел Айлендс на его судорожно подёргивающиеся пальцы. — Вас беспокоит, достаточно ли надёжно его охраняют?
— По твоему мнению — достаточно?
Уолтер откинулся назад, скользнул взглядом по оказавшемуся близ его плеча запястью, словно нарочно выставленному напоказ из-под задравшейся накрахмаленной манжеты. Дряблая старческая кожа, рисунок морщин на ней, выпирающие синие вены. Он сглотнул набежавшую слюну и отвернулся.
— Пока он в кататоническом ступоре. Врачи фиксируют минимум мозговой активности. Частота сердечных сокращений снижена. Реакция на внешние раздражители практически отсутствует. Похоже, он готов впасть в кому. Впрочем, вам об этом известно.
— Именно, — кивнул Айлендс. — А возможно ли, что герр Шрёдингер по своему обыкновению издевается над «идиотами-англичанами»?
— Вы читали отчёты. Датчики сообщат о любом его движении, а определённые… замки, которыми снабжена комната, помешают ему сбежать, даже если он захочет.
—А хочет ли он убегать?
Коротко шелестнул полиэтилен под колёсами, кресло дёрнулось и замерло в футе от первого солнечного пятна. Уолтер с бешено забившимся сердцем вцепился в подлокотники.
— Полагаете, он учёл возможность собственного пленения?
— Вполне вероятно, — Айлендс отпустил ручки кресла и придирчиво разглядывал рукав своего безупречного кремового костюма. Легонько щёлкнул по нему пальцем, смахивая крошечную невидимую соринку. — Интегра — невероятно сильная женщина… совершившая невозможное женщина. Шрёдингера она ненавидит как воплощение того, что осталось от Последнего батальона, и вдвойне ненавидит его как существо, способное одолеть её непобедимого слугу — и почти одолевшее. Она чувствует себя в безопасности здесь, в этом доме её предков, впервые за последнее время. Она считает, возможно, что кроме неё никто не справится лучше с этой задачей, с уничтожением последнего из нацистов, с охраной Англии от угрозы, которую он собой воплощает… Растянувшееся завершение её крестового похода, не так ли?
— Всё так, — безразлично подтвердил Уолтер, не сводя глаз с извивающейся на ветру прорехе в чёрном полотнище.
— Ты согласен с ней, Уолтер? — Айлендс снова положил ладони на ручки кресла, неторопливо качнул его назад, а потом, неожиданно, — вперёд, так резко, что ботинки Уолтера от потока солнечного света отделяла всего пара дюймов.
— Решение принимает леди.
— Разве у тебя нет права голоса в этом вопросе? — рокочуще, неприлично громко для этого пустынного коридора рассмеялся Айлендс. — Она весьма благодарна тебе за… спасение Алукарда.
— Лучше не называть его по имени, если вы хотите сказать что-то, что он не должен услышать, — заметил Уолтер. — Он считает это место своим домом и даже днём может здесь много больше, чем в прочих местах.
Айлендс обернулся: в темноте за их спинами царила тишина. Захлопала, как крыльями, плёнка и сразу же замерла.
— Не называть… — процедил он. Капелька слюны попала Уолтеру на плечо. — Он всё ещё не… не оправился?
Уолтер почти примирился с тем, что перед его коленями кружится в лучах света каменная пыль, что стоит подняться чуть более сильному ветру…
— Это обычное для вампира — истинного вампира — состояние.
— Печати Кромвеля полностью деактивированы, — перебил Айлендс и наконец-то потянул кресло назад, за собой, в блаженную темноту. — Вампир… вампир нестабилен. И Шрёдингер, Шрёдингер, чьи мотивы неизвестны, чьё поведение непредсказуемо, здесь, совсем рядом с ним. Взрывоопасное сочетание, не находишь, Уолтер?
— Взрывоопасное, — подтвердил он, потому что, по всей вероятности, от него этого и ждали. Голова заболела от бесконечного чередования света и тени.
— И Интегра, — задумчиво продолжал Айлендс, — мы оба, ты и я, знали её ещё ребёнком, видели, как она росла… А сейчас, после всего, что она пережила, можно ли думать, что она доживёт до тридцати? До сорока? До семидесяти? Позволят ли обязательства, которые её связывают сейчас, контроль над вампиром, надзор за Шрёдингером, восстановление организации, позволит ли ей всё это выйти замуж, выносить и родить наследника?
Уолтер не ответил, тогда кресло снова двинулось, словно само, к линии, где темнота сменялась светом.
— Леди Интеграл ещё очень молода.
— Интегра — женщина. Она не сможет, подобно своему отцу, зачать ребёнка в пятьдесят с лишним лет. — Айлендс порылся в кармане пиджака, вытащил пастилку от кашля, разломил на половинки и закинул одну в рот. Остро и тошнотворно запахло мятой. — Интегра упряма и с каждым годом будет ещё упрямее. Она дотащит своё бремя до конца… и не найдёт, кому его передать.
Уолтер молчал, глядя на золотые блики на подножках кресла.
— Ах, слишком близко к солнцу, — спохватился Айлендс. — Прошу прощения. Продолжим об Интегре. Сейчас она рада, что одержана победа, что те, кто близки ей, не погибли, что особняк не уничтожен… Потом, через десять, через пятнадцать, двадцать лет, когда молодость уйдёт, когда уйдёт — тебе это знакомо, верно, Уолтер? — радость и очарование юности, чувство, что мир вертится только затем, чтобы ты жил в нём… Однажды для Интегры наступит такое время, и она встретит его в одиночестве.
— Она не будет одна.
— Мёртвые — не лучшая компания для живого человека, как тебе известно. А больше никого не останется… именно потому, что живые не будут интересны ей. Тебе не жаль её, Уолтер?
Не дождавшись ответа, Айлендс прожевал вторую половинку пастилки. Запах мяты стал нестерпим, Уолтер тяжело сглотнул, надеясь, что его не вывернет сейчас наизнанку на собственные колени.
— А герр Шрёдингер останется всё той же немой угрозой, с каждым годом всё более опасной, а наш общий знакомый, даже с восстановленными уровнями самоконтроля, по-прежнему будет Чудовищем.
Уолтер отметил, что Айлендс не упомянул ни Серас, ни его самого, но спросил не об этом.
— Я должен почувствовать себя виноватым за то, что остановил Шрёдингера?
— Не стоит воспринимать мои слова как повод для обиды, — усмехнулся Айлендс. — Ты, безусловно, действовал наилучшим для того момента образом, и сложившаяся ситуация, в том числе и отношение… отношение Интегры к вампиру, — не твоя вина.
Рука покровительственно похлопала его по плечу, но тотчас отдёрнулась, будто Айлендс, поймав взгляд Уолтера, прочитал скользнувшую мысль. Прочитал — и засмеялся.
— Ну, ну. Мы, старики, вечно брюзжим, вечно предполагаем худшее. Мало ли, что случится за несколько лет… может быть, за несколько месяцев или недель. Если наш военнопленный внезапно решит прекратить бездействовать и попытается довести свой план до конца, что мы, мы, ничего не знающие об этом существе, будем делать? Как остановим его? Всякое бывает, не так ли?
— Всякое бывает, — эхом повторил Уолтер.
— О да. Жаль, что не осталось никого, кто знал бы точно, насколько надёжно герр Шрёдингер пребывает в этом своём… ступоре. Ведь ты не очень-то общался с ним, верно?
— Верно.
— Что же, оно и к лучшему, — коротко сказал Айлендс. — Насколько мне известно, это совершенно сумасшедшее существо. — Он вытащил из кармана брегет, щёлкнул крышечкой. — Боюсь, я опаздываю. Ты в состоянии добраться до подвала без меня, Уолтер?
— Благодарю, сэр Айлендс, — ответил он и сам не узнал своего голоса. — Я в полном порядке.
Когда шаги старого знакомого стихли в отдалении, он, пошатываясь, поднялся с кресла. Постоял, глядя на полощущееся по ветру полиэтиленовое полотнище… как обгорелый флаг. Потом носком ботинка поддел кресло за перекладину, так, что оно подпрыгнуло и врезалось в стену, и упало изломанной грудой металла, кожи и пластика, оставив в бетоне сеть разбегающихся трещин.
— В полном порядке.
***
Уолтер так привык к раздающимся над головой голосам, топоту, назойливому жужжанию дрелей и грохоту отбойных молотков, что проснулся, когда наступила тишина. Электронные часы на стене показывали три четверти десятого.
Он опять заснул днём. Зажатый между пальцами окурок давно дотлел до фильтра, от полной пепельницы исходил кислый запах сырого пепла. Уолтер опустошил её над мусорной корзиной и вернул на стол, содрал прозрачную обёртку с новой пачки и с наслаждением закурил, заглушая терпким дымом влажный запах подвала — ароматы земли и застарелой крови.
Показалось, что чертежи лежали не так, как он их оставил, — неужели пока он спал, здесь кто-то побывал? Он поворошил бумаги, проверил планы этажей и коммуникаций, пересчитал даже стопки бумаги для факса. Всё было на месте, нигде и лишней запятой не появилось. Снова померещилось?
В дверь тихо поскреблись. Уолтер молчал: существовал маленький шанс, что там, за порогом, стоит человек, который уйдёт, если решит, что в комнате никого нет. Лёгкое царапанье превратилось в негромкий, но настойчивый стук.
— Войдите, — сказал он.
Дверь приоткрылась, в щель просунулась сначала белокурая девичья голова, огляделась по сторонам, а потом Серас Виктория проскользнула в комнату.
— Уолтер? Я тебя не очень побеспокоила?
— Нисколько, — покривил он душой и загасил сигарету — Серас терпеть не могла дыма.
— Ты пропустил ужин, — сказала она немного укоризненно. — Я принесла тебе поесть.
— Спасибо, у меня ещё осталось.
— Свежее. Тебе нужно. — Она настойчиво совала ему в руки холодный пакет, Уолтер принял его и поискал глазами, куда бы положить. Серас сдвинула брови.
— Уолтер, пожалуйста.
— Я выпью, — вымученно улыбнулся он. — Просто сейчас не хочу.
Серас прошлась по комнате, бездумно прикасаясь к стенам, и наконец спросила, не глядя, впрочем, на него, будто так ей было легче говорить:
— Ты не ужинал вместе со всеми, потому что не хотел видеть кого-то из нас?
— Ужинал? В столовой? — Рука Уолтера замерла над стопкой накладных. Серас смешалась:
— Леди Интеграл… Хозяин… Она же предложила, чтобы мы ели вместе с ней. Сказала, что иначе ей будет скучно, столовая слишком большая для одного человека.
— Леди Интеграл? Предложила, чтобы вампиры пили кровь за одним столом с ней?
Серас покраснела, но только на мгновение, как и все немёртвые. Через секунду её щёки вновь были бледными; она старалась не встречаться с Уолтером взглядом.
— Хозяин… Хозяин сказал ей, что ему тоже скучно. Поблагодарил… Я… я не понимаю, что тут такого! Леди Интеграл не против, она никогда… никогда не брезговала нами.
Уолтер глубоко вздохнул.
— Серас.
— Да?
— Извини. Я не хотел тебя обидеть.
Она слабо улыбнулась и присела на застеленную узкую кушетку, тщательно поправив юбочку и скрестив на коленях руки — обычную и ту, что рукой на самом деле не была.
— Я понимаю. Но ты… ты же знал про столовую.
— Может быть, — согласился Уолтер. — Я проспал. Не помню.
— Не помнишь… — протянула Серас. Уолтеру показалось, что в её голосе слышится недоверие. Подавив внезапный приступ раздражения, он оттолкнулся от стола, крутанулся на стуле и извлёк из одного из ящиков коробку с ртутными пулями. Пальцы не слушались, пули вертелись на столе как живые, насмешливо посверкивали блестящими бочками, округлые, похожие на дирижабли.
На несколько минут повисла тяжёлая, действующая на нервы тишина. Против его ожиданий, Серас не торопилась покидать комнату.
— Уолтер.
— Что? — отозвался он резче, чем хотел.
Серас помолчала, мгновение он думал, что она сейчас оценивающе взглянет на него, поднимется и уйдёт. Он сгрёб все пули назад в коробку и отодвинул её подальше, хотя хотелось отшвырнуть.
— Я тоже немного об этом волнуюсь. Я не считаю, что правильно, когда Хозяин ведёт себя так, будто леди Интеграл… будто она уже умерла.
— Где он сейчас? — резко спросил Уолтер и закашлялся — словно в груди не хватило воздуха на все слова. Серас смотрела на него, покусывая обтянутые тонкой тканью костяшки пальцев.
— Я не знаю, — сказала она в конце концов. — Не с леди Хеллсинг — она уже спит. Я не это имела в виду, Уолтер. Он не превратит её в вампира, никогда.
— Да… Да, конечно.
— Скорее бы особняк восстановили, — неожиданно сказала Серас. — Не стоит леди Хеллсинг жить в подвале, хоть он и единственный остался не разрушенным. И людей, которые работали бы здесь постоянно… хорошо бы, будь их побольше.
Уолтер кивнул.
— Скоро будет.
Серас поднялась, украдкой стыдливо одёрнула юбочку — он в это время вежливо смотрел в другую сторону.
— На третьем этаже нашли твоё инвалидное кресло, — заметила она уже на пороге и помедлила, как и всегда, когда не уверена была, стоит ли вообще заводить разговор: — Завтра из Бирмингема привезут новое. Уолтер… всё в порядке?
— В полном. Спокойной ночи, Серас.
— Спокойной, — ответила она и медленно, словно сомневаясь, закрыла за собой дверь.
Уолтер был уверен, что спать она не пойдёт — возможно, отправится сидеть на крышу, туда, где ещё не восстановили кровлю и лунный свет льётся сквозь огромные дыры на чердак. Или станет бродить по окрестностям, тенью скользя меж искалеченных покорёженных деревьев, сливаясь с чернотой их обугленных стволов.
А вот он вряд ли сможет отойти от особняка дальше, чем на десять ярдов, — просто подкосятся ноги, и он упадёт в осеннюю грязь, размазанную десятками колёс и ног.
Он вернулся к чертежам, но за то время, что Уолтер бессмысленно смотрел в стену, кто-то словно успел переворошить их по своему усмотрению и удобству — безо всякой системы, без капли логики и аккуратности. Он погрузил в них обе руки, как в воду, и наслаждался бумажной прохладой и мягким шелестом. Виски опять нестерпимо заболели от яркого света, он потянулся к выключателю лампы, но рука дёргалась, как у пьяного, и вместо того, чтобы нажать на кнопку, он размашисто провёл по столешнице — и чертежи веером разлетелись по полу. Уолтер наклонился, сгрёб их в кучу и распихал по ящикам, а когда выпрямился, то комната поплыла у него перед глазами, часы вытянулись и дрейфовали по волнистой стене, острые зелёные линии цифр на них извивались как водоросли или русалочьи хвосты.
Уолтер зажмурился и ощупью нашарил за спиной открытый аптечный шкафчик, кончиками ставших очень чувствительными пальцев ухватил небольшую ребристую коробочку и потянул её на себя. Привычно нащупал на соседней полочке плотно закупоренную бутылку с водой и небьющийся стакан. Каждая новая таблетка растворялась всё медленнее, на двадцатой коробочка опустела. Он досадливо потряс ей, но не вытряс ничего, кроме белой пыли. Такая же пыль маленьким торнадо кружилась и оседала в стакане, Уолтер помешал её карандашом.
Со стаканом в руке он только добрёл до кушетки и тяжёло повалился на неё, плеснув себе на грудь мутной водой, как в дверь снова постучали.
— Серас? — спросил он и повторил с досадой: — Серас?
Ему не ответили. Он отставил стакан, встал и пошёл к двери, но стоило взяться за ручку, как сзади раздался такой звук, будто что-то опрокинулось и разлилась вода, а следом оборванной нотой прозвенел приглушённый, словно зажатый ладонью, девичий смешок. Уолтер вздрогнул.
— Очередную твою игрушку я испортил, да?
— Это было снотворное, — сухо сказал Уолтер и повернулся.
Маленькая нога в идеально белом ботинке провела по полу черту, разгоняя остатки воды. Снова колокольчиком прозвучал полуженский-полудетский смех. Лампа, так раздражавшая Уолтера всё это время, пригасла, и испускала теперь мутный пьяный свет. Он спохватился, что Алукард — не Серас, курить при нём можно (и, пожалуй, даже нужно), и щёлкнул зажигалкой.
— Интегра расстроена. Она почему-то считает, что ты не желаешь никого видеть.
— Серас уже намекнула.
— Ты правда не хочешь никого видеть? — осведомился Алукард с любопытством. — Или только кого-то одного?
Уолтер потёр лоб, забыв, что в пальцах сигарета, но чёлка не вспыхнула: тлеющий огонёк словно не замечал спутанных волос.
— Тебе так нужно это знать?
Алукард, не удостоив его ответом, прошёлся по комнате, как незадолго перед этим — Серас, и Уолтера поразило неожиданное сходство создания и создателя: в движениях, в повороте головы. Даже в том, как лениво и в то же время алчуще скользили по стенам их непроницаемые чёрные тени. Ничего общего с тенью самого Уолтера — серой тряпкой, будто приколоченной к полу.
— Зачем ты пришёл? — спросил он.
Алукард поднял с пола один из упущенных чертежей, скомкал и швырнул в корзину. Сбросил со стола пустую упаковку из-под снотворных таблеток. Оттолкнул к стене завертевшийся как волчок стул — и вдруг исчез, провалился в собственную тень, словно в колодец.
— Алукард? — Уолтер сделал шаг вперёд, но тут же покачнулся и ухватился за дверную ручку. Прижался спиной к деревянному полотнищу, судорожно дыша. — Чёрт возьми, Алукард, это… несправедливо!
— Несправедливо? — Тень появилась за его спиной и чёрными лапами ухватила за руки. Сигарета выпала, зашипела и погасла. — Несправедливо?! Несправедливо, потому что я могу тебя убить, а ты меня нет?
У Уолтера судорожно дёрнулся уголок рта.
— Одна из твоих любимых речей, если не ошибаюсь? Навязчивых речей, да, Алукард?
Тот зашипел, и Уолтер, безошибочно нашарив его слабое место, продолжал бить с удовлетворением почти таким, как от хорошей драки, чувствуя, как сухие губы расползаются в привычной усмешке:
— Пришёл сюда и думаешь, что я буду тебя слушать? Ты спятил, ты просто чокнулся, Алукард.
— По твоей вине, Уолтер.
—Ты сумасшедший.
— Не больше, чем был.
— Сумасшедший.
— Замолчи!
— Ненормальный, который не в состоянии себя контролировать.
— Заткнись! — зашипел Алукард ему в лицо, по-змеиному извернувшись; пальцы, удерживающие Уолтера, сделались твёрдыми и совсем холодными, как стальные прутья на леднике, и сжались. В левой руке что-то хрустнуло. Алукард оскалил зубы, как бешеная собака, и расхохотался.
— Убирайся отсюда, — срывающимся голосом велел Уолтер.
— Кто ты такой, чтобы мне приказывать?
Хватка неожиданно разжалась, Уолтер с плохо скрываемым облегчением сполз по двери, потирая запястье. Из тени у стола выступила тоненькая фигурка девочки-подростка.
— Откуда это? — отрывисто спросил Алукард, указывая на пакет с кровью.
— Прин… — он закашлялся и заставил себя не встречаться глазами с требовательным взглядом. — Я взял в хранилище.
Алукард широко ухмыльнулся и вдруг, прежде чем Уолтер успел отшатнуться, почти без замаха швырнул пакет ему в лицо. Тот с хлюпающим звуком лопнул, и запахи подвала сменились, будто волна накатила, резким, металлическим, набивающим оскомину ароматом.
— В следующий раз приходи на ужин, — дружески засмеялся Алукард.
Уолтер молчал, запрокинув голову и жадно хватая ртом воздух.
— Что же ты, «Ангел смерти»? Жри. Жри, не смей давиться.
— Уби… убирайся.
Алукард опустился подле него на пол, коленями — прямо в кровавую лужу. Уолтер попытался отодвинуться, но измазанные красным ладони легли на его щёки и с силой удержали голову на месте.
— Убирайся! — заорал он в ухмыляющееся бледное лицо. Отвратительное бледное лицо: резиновые губы, тусклые стеклянные глаза, пластиковая мёртвая кожа.
— Не кричи, — тихо и зло сказал Алукард. Уолтер уловил в холодном дыхании слабый привкус мяты и еле подавил рвотный позыв. — Ты что — сумасшедший, кричать посреди ночи?
И растворился в полумраке. Через мгновение в дверь забарабанили, громко и настойчиво, как умеют это делать поднятые ото сна и встревоженные люди.
— Мистер Дольнез? Мистер Дольнез, всё в порядке?
— Всё нормально! — хрипло крикнул он.
За дверью некоторое время молчали, прислушиваясь, наверное, не крушит ли он мебель; молчал и он, закрыв глаза, но свет ярко разгоревшейся лампы проникал даже сквозь сомкнутые веки и из жёлтого превращался в тускло-багровый.
Потом все ушли, а Уолтер умылся оставшейся водой и долго смотрел, как она, порозовевшая, капает с пальцев на пол, не решаясь облизнуть их, точно каждая тень готова была уличить его в воровстве.
***
Ему всё-таки пришлось выпить крови: в полдень Серас принесла ещё один пакет. Она не уходила, пока Уолтер не открыл его и не сделал несколько глотков под её внимательным сочувствующим взглядом.
— Я тоже сначала не очень её любила, — призналась она со стеснительной полуулыбкой и крепче зажала между коленями маленькие узкие ладошки. — Немного гадко, когда представляешь, сколько она пролежала на льду, и привкус такой… противный.
— Не в этом дело, — тускло сказал он, глядя на ополовиненный пакет в своих руках, и неуверенно добавил: — Бывают вещи и похуже — пересоленная овсянка, варёная капуста…
Серас хихикнула.
— Или оливки. Ненавижу оливки. Как будто их нефтью пропитали. Или это маслины?
— Серас?
— Да? — она подалась вперёд, с беспокойством заглядывая ему в лицо. — Что?
— Тебе ничего не будет из-за того, что ты приносишь мне кровь?
— От кого будет? — удивилась она, на вид — вполне искренне.
— От… — он перевёл взгляд на дверь, где виднелись плохо замытые, въевшиеся в древесину кровавые потёки. — Неважно. Забудем, ладно?
Серас покачала головой, качнулись и причудливые тени за её спиной.
— Ладно, — сказала она уже без улыбки. — Леди Хеллсинг сказала, что хочет с тобой поговорить. Она вернётся после двух и будет в кабинете на втором этаже. Ты дойдёшь?.. Сам?
— Не такая уж я и старая развалина, мисс Виктория, — пошутил он.
— А… — начала она и замолчала. — Ну, тогда я пойду. Вылет через час… упыри в окрестностях Лондона, снова.
Он помахал ей левой рукой — правая в последнее время хуже слушалась. Щёлкнул дверной замок. Уолтер перевел взгляд на пакет с кровью, смахнул губами повисшую на нём капельку… и, больше не сдерживаясь, рванул его клыками, запрокинул голову и принялся пить — жадно, захлёбываясь; холодные струйки текли по шее, он ловил их пальцами и облизывал, почти царапая сам себя.
Тяжело дышащего, всё ещё голодного, его вырвал из сладкого оцепенения тихий знакомый стук. Уолтер замер.
Déjà vu
Комкая во вспотевших пальцах пустой, вылизанный начисто пакет, он лихорадочно переводил взгляд с тени под столом — на круг света от лампы — снова на дверь.
— Алукард? — негромко спросил он наконец. Пакет в руках затрещал, протестующе завибрировала безжалостно сминаемая пластиковая бирка, хрустнула гибкая трубочка, похожая на коктейльную соломинку.
Не входи, хотелось заорать Уолтеру, не смей, убирайся, я не разрешаю тебе входить!
Медная ручка звонко щёлкнула и повернулась.
— Уолтер?.. Ты ещё здесь?
— Серас, — выдохнул он с облегчением. — Что ты… Ты что-то хотела?
— Я… Я кое-что забыла попросить.
— Да? — рассеянно сказал он, думая, куда спрятать предательски шелестящий пакет.
— Эта камера в моей комнате… обязательно, чтобы она всё время работала?
— Камера? — тупо повторил Уолтер. — Какая камера?
— В подвале, — терпеливо сказала она. — Камеры наблюдения во всех комнатах, и в моей тоже.
— Да, — он запустил с трудом гнущиеся пальцы правой руки в волосы, не понимая, чего от него хочет Серас. — Работают. Что-то не так?
— Я подумала, зачем нужно, чтобы камера в этой части подвала постоянно работала? Есть же у ворот, по периметру забора, в коридорах…
От её высокого голоса у Уолтера зазвенело в ушах, и он уставился на блестящие, розовые, подкрашенные, должно быть, губы, за которыми мелькали острые зубы. А потом по движению этих губ угадал, что уже несколько раз Серас о чём-то настойчиво у него спросила.
— Извини… что ты сказала? Только что?
Серас, шагнувшая было ближе, отступила назад и насупилась.
— Камера в моей комнате всегда будет работать? Я не люблю… не люблю, когда кто-то видит, как я ложусь спать.
От неожиданности Уолтер засмеялся, но поймал её сердитый взгляд и осёкся.
— А. Ясно. Сейчас, подожди минуту, сейчас…
— Уолтер, я только…
— Подожди, — торопливо говорил он, неслушающейся рукой заталкивая смятый пакет между картонными папками, — сейчас…
— Уолтер!
— Держи, — он не заметил, как Серас подошла ближе, нависла над его согнутой спиной; тень от её пышных волос металась по столешнице. — Держи, — повторил он, почти силой вталкивая ей в правую руку колечко с ключами. — От поста охраны, там, на пульте… Отключишь сама?
— Да, — пробормотала Серас, — да, конечно. Спасибо. Уолтер…
— Да? — устало отозвался он.
— У тебя ладонь в крови.
— Время, — сказал он. — Вылет. Ты не опоздаешь?
Серас покачала головой и стремительно — так стремительно, что Уолтер с трудом сдержал порыв броситься к ней и ухватить за волосы, как тонущую, — нырнула в собственную тень.
До полудня время шло быстро, после — тянулось как холодный клей; трещали, лопаясь, минуты, секунды звенели, будто туго натянутые нити.
Сегодня меняли пол в холле, нужен был свет, много света, и Уолтеру пришлось добираться до второго этажа через запасную лестницу. Окна по дороге к кабинету были занавешены: некоторые неизменной чёрной плёнкой, некоторые — грубой камуфляжной тканью, наскоро прицепленной к вбитым в стены анкерным болтам, словно кто-то позаботился о том, чтобы хотя бы здесь не доставлять ему неудобств.
Перед огромной, двустворчатой — она всё-таки уцелела в битве за особняк! — дубовой дверью он представил себя со стороны: худющий подросток перед входом в святая святых, улыбнулся воспоминаниям и постучал.
— Леди Хеллсинг, вы желали меня видеть?
— Садись, — она указала на кресло. — Уолтер, садись. Пожалуйста.
Здесь окна были занавешены аккуратнее, чёрным крепом — единственное, что в особняке напоминало о трауре. Ярко, почти празднично горели десятки ламп: леди Интеграл Хеллсинг любила свет. Осунувшееся и побледневшее лицо, с которого за последний месяц сошла золотистая смуглость загара, казалось совсем юным, пересекающая его чёрная повязка выглядела комично — будто маленькая девочка изображает на маскараде пиратку.
Уолтер почувствовал острый приступ жалости, как и всякий раз за последние недели, когда видел её, и опустил взгляд на мыски своих ботинок.
— Боюсь, сейчас полностью восстановить внешнюю охранную систему не удастся: по крайней мере, до тех пор, пока не закончится ремонт близлежащих коммуникаций. Я говорил с сэром Айлендсом насчёт финансирования. Её Величество…
— Уолтер, — прервала леди Интеграл, — об этом потом. — Она опустилась в кресло напротив, держа спину неестественно прямо, будто боялась, что от неловкого движения переломится позвоночник, привычно закурила сигариллу. Спохватившись, придвинула к Уолтеру коробку. Он улыбнулся и покачал головой, а внутри обидно ёкнуло: она действительно больше не считает его дворецким.
— Леди Хеллсинг?
Она не произнесла ни слова, пока не докурила сигариллу до половины и клубы ароматного дыма цвета сепии не поплыли над столом, скрывая её лицо, — во всём особняке было так же холодно и сыро, как и в подвале. На столе громоздились папки с документами, из-под небрежно брошенных верхних выглядывали аккуратно разложенные по стопкам нижние. Уолтер подумал, что не сможет помочь леди разобрать их: уже не ему принадлежало право заботиться об этих вопросах.
— Уолтер. Сегодня с утра один из архитекторов не проснулся. Сильная кровопотеря.
Слюна во рту показалась слишком густой и вязкой, пересохшие губы царапали друг друга, а язык вдруг стал горчить как хинин.
— Как давно он мёртв?
— Он не мёртв.
— Превратился в упыря?
— К счастью, нет, — она говорила подчёркнуто сухо, деловито, словно ничего особенного и не произошло: кругом нападения, кругом обескровленные люди, почему бы им не быть и в особняке? — Утром его обнаружили лежащим без сознания на своей постели и сразу же с одним из врачей отправили вертолётом в ближайшую клинику. Серьёзное повреждение наружной сонной артерии, ступор, эйфорическое состояние, обезвоживание. Только что сообщили, что у него начались галлюцинации. Типичное нападение вампира.
Уолтер неосознанно втянул в себя глоток влажного дыма.
— Что вы планируете делать, леди Интеграл? И кто в числе подозреваемых?
Она усмехнулась, в один вдох докурила и, не затушив предыдущую сигариллу, сразу же достала новую. Повертела в руках зажигалку — металлический прямоугольник, долго рассматривала полустёршийся герб на одной из сторон.
— Зачем он это делает, Уолтер, зачем он это делает?
— Я не знаю.
— Он никогда не поступал так прежде.
— Я знаю, — сказал он, чтобы хоть что-то сказать. — Леди Интеграл… пожалуйста. Пожалуйста, не плачьте, — и добавил первое, что пришло в голову: — Вы же уже большая девочка.
Она улыбнулась дрожащими губами и потёрла покрасневший нос рукавом. Наконец прикурила и, кажется, немного успокоилась.
— Он сказал, что этого больше не повторится. Что… тогда, в первый раз, он не в состоянии был себя контролировать с… посторонними людьми.
— Так и есть, леди Интеграл, — как можно мягче сказал Уолтер. — Вероятно, он сожалеет о случившемся… где-то глубоко внутри, но сожалеет.
— Что если однажды кого-то не довезут до больницы?
— Вероятно, этот человек превратится в упыря и придётся его уничтожить.
— Именно так, — сказала леди Интеграл. — Именно так. Как обстоят дела с восстановлением семейного архива?
— Не очень хорошо. Как вы знаете, в него попало две зажигательные бомбы. В библиотеке взорвалось несколько гранат. Мало что уцелело даже в сейфах. Надежда только на подвальное хранилище… но в последние годы из-за сырости его использовали как склад не слишком ценных записей. Осмелюсь заметить, леди Хеллсинг…
— Да? — быстро спросила она. По старой привычке: зная, что Уолтер не заговорит первым, как бы ни затянулась пауза.
— В деле восстановления печатей Кромвеля лучше всего обратиться к непосредственному свидетелю ритуала.
— Продолжай изучать архив, Уолтер. Мне так будет спокойнее.
— Как прикажете.
Интеграл откинулась на спинку кресла, жесткую, точно даже в собственном кабинете — особенно в собственном кабинете — леди не могла позволить себе ни малейшей поблажки. Пробормотала: «Чёртовы лампы… слёзы на глаза наворачиваются…»
— Уолтер, подожди.
Он хотел уйти и медлил, не зная, сможет ли — призрачная эйфория, нахлынувшая после нескольких глотков крови, давно исчезла.
— Слушаю, мисс Хеллсинг.
— Твоё состояние… без изменений?
— Пожалуй, да.
Он не стал сообщать об ухудшении, хотя рука, словно нарочно выбрав этот момент, заболела ещё сильнее; Уолтер ощущал натянувшиеся струнами мельчайшие вены и гадал, как скоро невидимый, но беспощадный смычок разорвёт их в клочья.
— Пожалуйста, Уолтер. Больше не смей лгать мне.
Снаружи раздались долгие гневные трели автомобильных гудков, напоминая, что день ещё не закончился. Интеграл через левое плечо обернулась к окну, поморщилась, поднесла руку к тугой повязке на месте глаза.
— Сегодня с утра я беседовала с Алукардом. Ты станешь пить его кровь Уолтер.
— Что? — обмер он и, больше не заботясь о том, чтобы стоять со спиной такой же прямой, как у леди, согнулся и судорожно ухватился за край стола.
— Донорская кровь тебе уже не поможет. Чтобы выжить, тебе придётся пить кровь истинного вампира.
— Алукард не единственный истинный вампир здесь, — громко сказал он. — Есть ещё Серас Виктория. Почему он?
— Кровь вампира, имеющего непосредственное отношение к той… к разработке, на основе которой тебя создали. — Лицо у леди Интеграл было непроницаемым, нетронутая сигарилла нехотя исходила дымом в пепельнице.
Уолтеру показалось, что его собственное лицо онемело, и ничего он не желал так, как ощупать его.
— Он согласился?
— Это был приказ. Приказы не обсуждаются.
— Благодарю за заботу, леди Хеллсинг, — сказал он чужим голосом.
— Можешь идти, Уолтер. Немедленно сообщишь, если в архиве найдётся нечто похожее на то, что мы ищем.
продолжение следует...
@темы: слэш, миди, в процессе, организация Хеллсинг, фики, AU, R
-
-
21.01.2011 в 13:38Потрясающая атмосфера с легким привкусом сумасшествия и мятным запахом.
Спасибо за доставленное удовольствие!
Надпись Продолжение следует я прочитала только когда дошла до конца. Это было жестоко, вот так заинтриговать читателя и бросить)))
-
-
21.01.2011 в 20:28, холодный ублюдок.И Серас отличная, особенно как она в тень нырнула.Но жутковато...
недовычитанная мелочь
-
-
22.01.2011 в 20:56продолжение потихоньку пишется, когда я выплываю из зловещего реала)
Rendomski, спасибо!
Но жутковато...
*протестует* канон намного жутче, а это таг) игрушге.
упс. что-нибудь да пропустишь)) придётся просить оргов заменить текст, когда они будут постить проду.
-
-
15.04.2013 в 00:23Вы тут пугаете продолжением, хотелось бы его почитать. Если оно уже есть, то не могли бы вы подсказать где его найти?????