Текст заявки"авторский фик или перевод, мини (или больше, по желанию и возможностям исполнителя), гет, пейринг даркУолтер/Серас, АУ, пост-канон. Уолтер был на стороне «Хеллсинга» и после битвы в Лондоне возвращается на службу; Серас в драке с Гюнше лишилась души Бернадотте, но по-прежнему остаётся в «Хеллсинге». остальные каноннные события неизменны. не ПВП, не насилие, не флафф, не стёб, по возможности — не ООС, не смерть персонажа".
Название: Стёкла
Автор: Red_TABUretka
Тип: гет
Пейринг: Дарк!Уолтер/Серас
Жанр: психодел, романс
Рейтинг: PG
Размер: мини, около 2000 слов
Дисклаймер: все персонажи принадлежат Хирано
читать дальшеЗима в Англии – не самое лучшее время. Кажется, что все вокруг не может решить, упокоиться ли с миром под тонким снежным саваном, или продолжать щеголять костями ветвей и ранами луж на холодном сыром ветру.
Небесная морось стирает границы между небом и землей, между мирами, и Виктория тоже не в состоянии решить, кем ей следует быть теперь. Ходит по пустынным коридорам, смотрит на стены, увешанные новыми картинами. Она чувствует, что от них до сих пор пахнет свежей краской, и от стен, и от картин. Наверное, оно и к лучшему, не из пепла же собрана резиденция Хеллсингов, ветер развеял прошлую жизнь.
Виктория подолгу останавливается у каждого окна. Спиной к стеклу. Ей не хочется смотреть на улицу, да и смотреть там не на что. Для верности она закрывает глаза, хотя сейчас это совсем бесполезно, просто по привычке, и так же по привычке сжимает и разжимает пальцы на руке, которой больше нет. Она – человек. Честное слово. Обычная девочка, мечтает увидеть весь-весь мир, совершить что-нибудь сногсшибательное, влюбиться. И о новой юбке. Она знает, что такое хорошо, и что такое плохо, и что в мире есть справедливость, обязательно есть, а как же иначе?
Зима в Англии – не самое лучшее время, одно радует – солнце появляется из-за туч так редко, что Виктория может торчать у окна днями напролет.
Когда приходит голод, она на секунду оборачивается, чтобы посмотреть на раскисшую глину, припорошенную быстро тающим снегом. Виктория чувствует себя похоже: под жалким покровом кожи ворочается темное скользкое нечто, голодная мертвая чернота. Эта чернота не хочет увидеть мир, хотя и может. Она вытекает из-под век, выливается из плеча, чужеродная.
Родная.
- Хей, где же та самая заводная полицейская? – спрашивает голос в ее голове.
- Дурочка, неужели ты возьмешь и сдашься? – смеется тот же голос.
Виктория улыбается и разбивает стекло вдребезги. В ушах только звон, и ничего больше. Идея влюбиться тоже не кажется ей такой уж хорошей, особенно если возлюбленный сводит с ума. Эхо сознания, что когда-то вошло в нее, призраком бродит, захлебываясь во тьме. Ничто не вечно.
Только она.
Виктория начинает понемногу понимать Хозяина. Она делает лишь первые шаги по пути его безумия, и если уже в начале все так, то она не хочет знать, что он увидел в конце.
Она не может плакать, бояться, выйти из дома, следить за временем, выносить запах свежей краски, потухший взгляд Интегры, не может думать, дышать, умереть.
Она ни-че-го не может, ни-че-го!..
Виктория приходит в себя и видит, что разбила еще пару окон.
- Истеричка, - шепчет она. И начинает хохотать.
Иногда донорская кровь бывает похожа на томатный сок.
Да нет, конечно, все это выдумки, ну какой еще сок. Кровь остается кровью, грязь – грязью. Хоть грязью назови ее, хоть нет. Виктория хихикает и ставит том на полку. Все книги в библиотеке тоже новые, пахнущие типографской краской. Надо устроить тут музей, думает она, облизывая солоноватые губы. Тогда я смогу выплывать из книжных полок и пугать посетителей, как заправское привидение. А если кто-нибудь проберется сюда ночью…
Голубые глаза на мгновенье становятся красными.
За окнами снова зима, та же самая, или уже другая, Виктория не берется сказать. Иногда ей в голову приходит мысль, что пейзаж снаружи – это только декорация, как в театре, задник. А на самом деле дом висит в пустоте, а она висит в доме, где-то между бесконечным сном и крошечной реальностью.
- Она – семейная реликвия, последнее, что осталось от Алукарда. Это во-первых. – Виктория слышит через потолок, как Интегра говорит с новым начальником охраны. – А во-вторых – дайте ей время. У Серас сильный характер и…
- Прошло уже и так…
Виктория вихрем уносится выше, выше, на чердак. Она не желает знать, сколько прошло. Она не желает подслушивать разговор, в котором Интегра позволяет себя перебивать.
На чердаке по определению должна быть куча хлама, паутины и пыли. Здесь же нет ничего подобного. Пустое, непонятно зачем нужное помещение. В прежнем особняке наверняка под крышей держали что-нибудь эдакое, диковинное оборудование, или скелеты убитых врагов. Виктория качает головой и неловко присаживается на пол. Тут опилки и серая цементная крошка. Совсем не романтично и не загадочно. Она водит пальцем, вырисовывая узоры, то многоглазую собачью морду, то пятиконечную звезду.
- Скучаете по нему? – интересуется голос. Виктория молчит, и оглядывается в поисках стекол, которые можно побить. – Я тоже скучаю, - заявляет голос.
И тут до нее доходит, что он звучит откуда-то слева, а не изнутри, и в нем не слышится привычный грассирующий акцент.
В буквальном смысле слова взмыв в воздух, она резко оборачивается и…
Никого.
Новые галлюцинации – это так необычно.
Первое время Виктория обходит чердак стороной. Но на улице все еще зима, а она не может дышать и умереть, и в южном нежилом крыле уже не осталось ни одного целого окна.
- Ну истеричка же! – шепчет она и переселяется под крышу. Как там? «У Серас сильный характер». Насчет сильный – Виктория не уверена, а вот упрямства ей всегда хватало.
- Где ты? – осматривается она. Безрезультатно. - Кто ты?
Тишина и опилки.
Что-то проходит. Если задуматься, то проходит почти все: минуты, дни, боль, молодость, даже жизнь. Проходит и Виктория. Вперед, назад, чердак здесь просторный.
- Зачем я это делаю? – Виктория допрашивает нарисованную в пыли пентаграмму. – Моя галлюцинация, где захочу, там и появится!
- Боюсь, это мне будет не под силу, - внезапно отзывается пентаграмма. То есть, конечно, не она, а тот самый голос. Виктория поджимает под себя ноги и не поворачивается.
- Почему?
- Тяжело перемещаться по дому, в котором тебе не рады.
- А почему тебе не рады?
Но она уже вновь одна. В компании тишины и опилок.
Виктория перестает смотреть на грязь. На чердаке есть лишь маленькое слуховое окошко и из него видна почти непострадавшая часть сада. А грязи не видно. Черные ветки деревьев похожи на ее руку, или наоборот, она думает, как правильно сравнить, разглядывая мокрые стволы и прелые листья.
- Кому не будут рады в этом доме? – допытывается Виктория, идя по пятам за Интегрой. Та удивленно посматривает на Серас и шагает к входной двери. Взгляд уже не потухший, скорее – озабоченный.
- Виктория, тебе здесь всегда рады, - как можно мягче произносит она. Получается не очень.
- А кому - нет?
Интегра не понимает, чего от нее хотят, и уже на пороге, нетерпеливо тряхнув волосами, отрубает:
- Трусам, предателям и лжецам.
С небес льет, не переставая, как будто и не зима вовсе. Над белокурой головой кто-то из новеньких слуг раскрывает зонт и провожает до машины. В особняке вообще ужасно много народу, и все незнакомые: горничные, повар, садовник …
Ох, невероятно. Или?
Виктория на цыпочках вертится перед слуховым окошком. Парить над полом было бы удобнее, но на цыпочках – веселее. Могут же быть и у чудовища свои причуды.
- Принесите стул, мисс Виктория. Тоже вполне по-человечески, и на полу больше сидеть не придется.
Она прижимается носом к стеклу, все еще ожидая, что оно запотеет от ее дыхания.
- Уолтер, а ты кто? Трус, предатель или лжец?
- И тот, и другой, и третий.
Виктория рискует и медленно оборачивается. Бывший дворецкий стоит в дальнем углу. Темные волосы собраны в хвост, брюки и жилет выглядят безукоризненно, руки спрятаны за спиной. На вид ему не больше двадцати, но по стати и выправке он точь-в-точь прежний Уолтер. Что-то красное застилает все перед глазами.
Первое, что она видит, когда приходит в себя – потолочные балки. Они плавно раскачиваются. Не то чтобы у нее до сих пор могла кружиться голова, в ее-то неживом-немертвом состоянии. Виктория пытается вспомнить. Алый туман, атака, Уолтер. Почему-то живой. Или тоже просто не-мертвый? Где он, кстати? Она пытается встать, но прохладная, даже сквозь ткань перчатки, рука ложится ей на лоб.
- Сделайте милость, мисс Виктория, будьте благородным противником и дайте мне передохнуть, иначе я снова проявлю столь ненавистную вам трусость и сбегу.
Ее голова лежит на коленях Уолтера. Предателя Уолтера. Как ни странно, эта голова до сих пор не отсечена от тела.
- Что произошло? – хмуро спрашивает Виктория, не совершая больше попыток подняться.
- До того, как вы, рыдая, старались вырвать мне сердце? Или после? В вас слишком много человеческого, мисс Виктория, несмотря на все то, через что вам пришлось пройти. В следующий раз спланируйте нападение более тщательно.
Ее затылок гулко ударяется об пол, когда Уолтер тает в воздухе.
На чердак она больше не ходит. Между небом и землей повисает туман, уже не алый, а молочный, грязи не видно, деревьев не видно. Ничего не видно. Между тремя утра и очередным дождем Виктория выбирается в сад. Бывший дворецкий обнаруживается у старого дуба: прислонившийся к черному стволу, Уолтер почти не виден во тьме и тумане, но она его чувствует.
- Почему? – Виктория уже как-то сроднилась с этим вопросом.
- «Почему» что? – уточняет Уолтер насмешливо.
- Почему ты так хотел убить Хозяина?
- Я не хотел. - В саду тихо-тихо, слышно как капли падают на землю, пахнет сыростью, и облаками, и талым снегом. – Он сам так решил.
Виктория качает головой и криво улыбается.
- Не понимаю. Ты тоже сошел с ума?
- Нет. То есть… Да нет. Я жить хотел, - он хмыкает, и в темноте блестят клыки. – Забавно. Предал сначала одних от страха перед смертью, потом других, от страха перед позором. Так что вы правы, я трус и лжец. И предатель.
- Все равно не понимаю, - лепечет она. Легкий ветерок колышет белое марево вокруг, и ей становится неуютно, а ну как разорвет завесу, и станет видна необъятность ночи?
- Я сразу признался Алукарду, что Миллениум меня перевербовал. Еще до начала битвы он знал о плане со Шредингером. Мы встретились на улицах горящего Лондона, когда машина Интегры уже скрылась за развалинами, а Капитан еще не появился. Я хотел жить. Но выхода уже не было. – Уолтер прикурил сигарету, и теперь в ночи появился третий огонек, помимо его глаз. – Если мы собирались продолжать разыгрывать спектакль, то мне суждено было стать вампиром, либо в операционной у Дока, либо… Я выбрал Алукарда. После такой инициации все чипы, что пытался вживить в меня горе-ученый, просто растворились в моей крови.
- Но ты же дрался с Хозяином, - шепчет Виктория, неверяще глядя на Уолтера.
- Да. А вы уверены, что он дрался со мной? Возьмись он за дело всерьез, от меня бы не осталось и пепла.
- Нет. Нет, нет! – И Виктория снова убегает, прячется за спасительными стенами, пахнущими краской.
Зачем, зачем он так, как он мог?! Как он посмел оставить их всех тут одних, без него, из прихоти, зная все заранее!
и если уже в начале все так, то она не хочет знать, что он увидел в конце
Мысль мелькает в голове и заглушается звоном разбитого стекла.
На улице стабильно зима, и почти без остановки метет. Виктория сидит дома.
Виктория ходит по коридорам и не смотрит в окна.
Принесенный на чердак стул начинает покрываться цементной пылью и опилками.
Наконец она не выдерживает.
- Почему ты остался жив? – спрашивает Виктория у пустого угла. Уолтер появляется у нее за спиной абсолютно бесшумно, так что она вздрагивает, услышав тихий голос:
- Что какой-то там взрыв для вампира, которого создал сам Алукард? Да вы и сами знаете.
Она знает. Теперь она знает и почему чувствует Уолтера, и почему голос, когда она услышала его в самый первый раз, не показался ей чужеродным.
Родным.
- Ты вернулся сюда. Почему ты сюда вернулся? – Виктория стоит, закусив губу, боясь повернуть голову и посмотреть на не-предателя Уолтера. Не-мертвого Уолтера. Такого же, как она сама. Вспоминает, сколько раз он помогал ей, выручал ее советом и делом, оказывался рядом в нужный момент. Не просто же так она не смогла сдержать благодарности, сорвавшейся с губ, даже когда она считала его врагом.
- Мне больше некуда идти. У меня ничего не осталось.
- Неправда, - отчего охрипнув, отвечает Виктория. – Есть еще я.
Весна в Англии – вещь крайне редкая. Обычно один сезон сырости просто сменяется другим, более теплым. В этот раз, словно в насмешку, после прокатившегося по стране огня и ужаса, всё вокруг пепелищ и руин пестреет молодой сочной травой и цветами, выросшими с удивительной скоростью под непривычно ярким солнцем.
По ночам воздух напоен ароматами, так непохожими на запахи нового дома, и это хорошо. Дуб успокаивающе шелестит листвой, и его крона, вместе со звездным небом, плавно раскачивается. Виктория закрывает глаза и дотрагивается до руки, гладящей ее волосы.
- Ты расскажешь правду Интегре?
- Нет. Алукард рано или поздно вернется, вот пусть сам и решит. А пока ты за ней приглядишь, правда ведь?
Она изгибается и поднимает голову с чужих коленей. Молодое-старое лицо Уолтера почти светится в темноте.
- А если мы захотим уйти? Куда-нибудь, где не нужно будет скрываться, подальше от воспоминаний?
Он чуть улыбается, совсем незаметно, как в тот день, когда она впервые проснулась в особняке, такая же растерянная, не знающая, что ее ждет. Касается пальцами ее щеки.
- У нас впереди вечность. Уж за столько времени мы обязательно что-нибудь придумаем.
Название: Стёкла
Автор: Red_TABUretka
Тип: гет
Пейринг: Дарк!Уолтер/Серас
Жанр: психодел, романс
Рейтинг: PG
Размер: мини, около 2000 слов
Дисклаймер: все персонажи принадлежат Хирано
Ведь я хороший
И день хороший
И жить нам в нем придется долго
А стекла поменяем
Мумий Тролль, «Стёкла»
И день хороший
И жить нам в нем придется долго
А стекла поменяем
Мумий Тролль, «Стёкла»
читать дальшеЗима в Англии – не самое лучшее время. Кажется, что все вокруг не может решить, упокоиться ли с миром под тонким снежным саваном, или продолжать щеголять костями ветвей и ранами луж на холодном сыром ветру.
Небесная морось стирает границы между небом и землей, между мирами, и Виктория тоже не в состоянии решить, кем ей следует быть теперь. Ходит по пустынным коридорам, смотрит на стены, увешанные новыми картинами. Она чувствует, что от них до сих пор пахнет свежей краской, и от стен, и от картин. Наверное, оно и к лучшему, не из пепла же собрана резиденция Хеллсингов, ветер развеял прошлую жизнь.
Виктория подолгу останавливается у каждого окна. Спиной к стеклу. Ей не хочется смотреть на улицу, да и смотреть там не на что. Для верности она закрывает глаза, хотя сейчас это совсем бесполезно, просто по привычке, и так же по привычке сжимает и разжимает пальцы на руке, которой больше нет. Она – человек. Честное слово. Обычная девочка, мечтает увидеть весь-весь мир, совершить что-нибудь сногсшибательное, влюбиться. И о новой юбке. Она знает, что такое хорошо, и что такое плохо, и что в мире есть справедливость, обязательно есть, а как же иначе?
Зима в Англии – не самое лучшее время, одно радует – солнце появляется из-за туч так редко, что Виктория может торчать у окна днями напролет.
Когда приходит голод, она на секунду оборачивается, чтобы посмотреть на раскисшую глину, припорошенную быстро тающим снегом. Виктория чувствует себя похоже: под жалким покровом кожи ворочается темное скользкое нечто, голодная мертвая чернота. Эта чернота не хочет увидеть мир, хотя и может. Она вытекает из-под век, выливается из плеча, чужеродная.
Родная.
- Хей, где же та самая заводная полицейская? – спрашивает голос в ее голове.
- Дурочка, неужели ты возьмешь и сдашься? – смеется тот же голос.
Виктория улыбается и разбивает стекло вдребезги. В ушах только звон, и ничего больше. Идея влюбиться тоже не кажется ей такой уж хорошей, особенно если возлюбленный сводит с ума. Эхо сознания, что когда-то вошло в нее, призраком бродит, захлебываясь во тьме. Ничто не вечно.
Только она.
Виктория начинает понемногу понимать Хозяина. Она делает лишь первые шаги по пути его безумия, и если уже в начале все так, то она не хочет знать, что он увидел в конце.
Она не может плакать, бояться, выйти из дома, следить за временем, выносить запах свежей краски, потухший взгляд Интегры, не может думать, дышать, умереть.
Она ни-че-го не может, ни-че-го!..
Виктория приходит в себя и видит, что разбила еще пару окон.
- Истеричка, - шепчет она. И начинает хохотать.
***
Иногда донорская кровь бывает похожа на томатный сок.
Да нет, конечно, все это выдумки, ну какой еще сок. Кровь остается кровью, грязь – грязью. Хоть грязью назови ее, хоть нет. Виктория хихикает и ставит том на полку. Все книги в библиотеке тоже новые, пахнущие типографской краской. Надо устроить тут музей, думает она, облизывая солоноватые губы. Тогда я смогу выплывать из книжных полок и пугать посетителей, как заправское привидение. А если кто-нибудь проберется сюда ночью…
Голубые глаза на мгновенье становятся красными.
За окнами снова зима, та же самая, или уже другая, Виктория не берется сказать. Иногда ей в голову приходит мысль, что пейзаж снаружи – это только декорация, как в театре, задник. А на самом деле дом висит в пустоте, а она висит в доме, где-то между бесконечным сном и крошечной реальностью.
- Она – семейная реликвия, последнее, что осталось от Алукарда. Это во-первых. – Виктория слышит через потолок, как Интегра говорит с новым начальником охраны. – А во-вторых – дайте ей время. У Серас сильный характер и…
- Прошло уже и так…
Виктория вихрем уносится выше, выше, на чердак. Она не желает знать, сколько прошло. Она не желает подслушивать разговор, в котором Интегра позволяет себя перебивать.
На чердаке по определению должна быть куча хлама, паутины и пыли. Здесь же нет ничего подобного. Пустое, непонятно зачем нужное помещение. В прежнем особняке наверняка под крышей держали что-нибудь эдакое, диковинное оборудование, или скелеты убитых врагов. Виктория качает головой и неловко присаживается на пол. Тут опилки и серая цементная крошка. Совсем не романтично и не загадочно. Она водит пальцем, вырисовывая узоры, то многоглазую собачью морду, то пятиконечную звезду.
- Скучаете по нему? – интересуется голос. Виктория молчит, и оглядывается в поисках стекол, которые можно побить. – Я тоже скучаю, - заявляет голос.
И тут до нее доходит, что он звучит откуда-то слева, а не изнутри, и в нем не слышится привычный грассирующий акцент.
В буквальном смысле слова взмыв в воздух, она резко оборачивается и…
Никого.
Новые галлюцинации – это так необычно.
***
Первое время Виктория обходит чердак стороной. Но на улице все еще зима, а она не может дышать и умереть, и в южном нежилом крыле уже не осталось ни одного целого окна.
- Ну истеричка же! – шепчет она и переселяется под крышу. Как там? «У Серас сильный характер». Насчет сильный – Виктория не уверена, а вот упрямства ей всегда хватало.
- Где ты? – осматривается она. Безрезультатно. - Кто ты?
Тишина и опилки.
Что-то проходит. Если задуматься, то проходит почти все: минуты, дни, боль, молодость, даже жизнь. Проходит и Виктория. Вперед, назад, чердак здесь просторный.
- Зачем я это делаю? – Виктория допрашивает нарисованную в пыли пентаграмму. – Моя галлюцинация, где захочу, там и появится!
- Боюсь, это мне будет не под силу, - внезапно отзывается пентаграмма. То есть, конечно, не она, а тот самый голос. Виктория поджимает под себя ноги и не поворачивается.
- Почему?
- Тяжело перемещаться по дому, в котором тебе не рады.
- А почему тебе не рады?
Но она уже вновь одна. В компании тишины и опилок.
Виктория перестает смотреть на грязь. На чердаке есть лишь маленькое слуховое окошко и из него видна почти непострадавшая часть сада. А грязи не видно. Черные ветки деревьев похожи на ее руку, или наоборот, она думает, как правильно сравнить, разглядывая мокрые стволы и прелые листья.
- Кому не будут рады в этом доме? – допытывается Виктория, идя по пятам за Интегрой. Та удивленно посматривает на Серас и шагает к входной двери. Взгляд уже не потухший, скорее – озабоченный.
- Виктория, тебе здесь всегда рады, - как можно мягче произносит она. Получается не очень.
- А кому - нет?
Интегра не понимает, чего от нее хотят, и уже на пороге, нетерпеливо тряхнув волосами, отрубает:
- Трусам, предателям и лжецам.
С небес льет, не переставая, как будто и не зима вовсе. Над белокурой головой кто-то из новеньких слуг раскрывает зонт и провожает до машины. В особняке вообще ужасно много народу, и все незнакомые: горничные, повар, садовник …
Ох, невероятно. Или?
Виктория на цыпочках вертится перед слуховым окошком. Парить над полом было бы удобнее, но на цыпочках – веселее. Могут же быть и у чудовища свои причуды.
- Принесите стул, мисс Виктория. Тоже вполне по-человечески, и на полу больше сидеть не придется.
Она прижимается носом к стеклу, все еще ожидая, что оно запотеет от ее дыхания.
- Уолтер, а ты кто? Трус, предатель или лжец?
- И тот, и другой, и третий.
Виктория рискует и медленно оборачивается. Бывший дворецкий стоит в дальнем углу. Темные волосы собраны в хвост, брюки и жилет выглядят безукоризненно, руки спрятаны за спиной. На вид ему не больше двадцати, но по стати и выправке он точь-в-точь прежний Уолтер. Что-то красное застилает все перед глазами.
Первое, что она видит, когда приходит в себя – потолочные балки. Они плавно раскачиваются. Не то чтобы у нее до сих пор могла кружиться голова, в ее-то неживом-немертвом состоянии. Виктория пытается вспомнить. Алый туман, атака, Уолтер. Почему-то живой. Или тоже просто не-мертвый? Где он, кстати? Она пытается встать, но прохладная, даже сквозь ткань перчатки, рука ложится ей на лоб.
- Сделайте милость, мисс Виктория, будьте благородным противником и дайте мне передохнуть, иначе я снова проявлю столь ненавистную вам трусость и сбегу.
Ее голова лежит на коленях Уолтера. Предателя Уолтера. Как ни странно, эта голова до сих пор не отсечена от тела.
- Что произошло? – хмуро спрашивает Виктория, не совершая больше попыток подняться.
- До того, как вы, рыдая, старались вырвать мне сердце? Или после? В вас слишком много человеческого, мисс Виктория, несмотря на все то, через что вам пришлось пройти. В следующий раз спланируйте нападение более тщательно.
Ее затылок гулко ударяется об пол, когда Уолтер тает в воздухе.
***
На чердак она больше не ходит. Между небом и землей повисает туман, уже не алый, а молочный, грязи не видно, деревьев не видно. Ничего не видно. Между тремя утра и очередным дождем Виктория выбирается в сад. Бывший дворецкий обнаруживается у старого дуба: прислонившийся к черному стволу, Уолтер почти не виден во тьме и тумане, но она его чувствует.
- Почему? – Виктория уже как-то сроднилась с этим вопросом.
- «Почему» что? – уточняет Уолтер насмешливо.
- Почему ты так хотел убить Хозяина?
- Я не хотел. - В саду тихо-тихо, слышно как капли падают на землю, пахнет сыростью, и облаками, и талым снегом. – Он сам так решил.
Виктория качает головой и криво улыбается.
- Не понимаю. Ты тоже сошел с ума?
- Нет. То есть… Да нет. Я жить хотел, - он хмыкает, и в темноте блестят клыки. – Забавно. Предал сначала одних от страха перед смертью, потом других, от страха перед позором. Так что вы правы, я трус и лжец. И предатель.
- Все равно не понимаю, - лепечет она. Легкий ветерок колышет белое марево вокруг, и ей становится неуютно, а ну как разорвет завесу, и станет видна необъятность ночи?
- Я сразу признался Алукарду, что Миллениум меня перевербовал. Еще до начала битвы он знал о плане со Шредингером. Мы встретились на улицах горящего Лондона, когда машина Интегры уже скрылась за развалинами, а Капитан еще не появился. Я хотел жить. Но выхода уже не было. – Уолтер прикурил сигарету, и теперь в ночи появился третий огонек, помимо его глаз. – Если мы собирались продолжать разыгрывать спектакль, то мне суждено было стать вампиром, либо в операционной у Дока, либо… Я выбрал Алукарда. После такой инициации все чипы, что пытался вживить в меня горе-ученый, просто растворились в моей крови.
- Но ты же дрался с Хозяином, - шепчет Виктория, неверяще глядя на Уолтера.
- Да. А вы уверены, что он дрался со мной? Возьмись он за дело всерьез, от меня бы не осталось и пепла.
- Нет. Нет, нет! – И Виктория снова убегает, прячется за спасительными стенами, пахнущими краской.
Зачем, зачем он так, как он мог?! Как он посмел оставить их всех тут одних, без него, из прихоти, зная все заранее!
и если уже в начале все так, то она не хочет знать, что он увидел в конце
Мысль мелькает в голове и заглушается звоном разбитого стекла.
На улице стабильно зима, и почти без остановки метет. Виктория сидит дома.
Виктория ходит по коридорам и не смотрит в окна.
Принесенный на чердак стул начинает покрываться цементной пылью и опилками.
Наконец она не выдерживает.
- Почему ты остался жив? – спрашивает Виктория у пустого угла. Уолтер появляется у нее за спиной абсолютно бесшумно, так что она вздрагивает, услышав тихий голос:
- Что какой-то там взрыв для вампира, которого создал сам Алукард? Да вы и сами знаете.
Она знает. Теперь она знает и почему чувствует Уолтера, и почему голос, когда она услышала его в самый первый раз, не показался ей чужеродным.
Родным.
- Ты вернулся сюда. Почему ты сюда вернулся? – Виктория стоит, закусив губу, боясь повернуть голову и посмотреть на не-предателя Уолтера. Не-мертвого Уолтера. Такого же, как она сама. Вспоминает, сколько раз он помогал ей, выручал ее советом и делом, оказывался рядом в нужный момент. Не просто же так она не смогла сдержать благодарности, сорвавшейся с губ, даже когда она считала его врагом.
- Мне больше некуда идти. У меня ничего не осталось.
- Неправда, - отчего охрипнув, отвечает Виктория. – Есть еще я.
***
Весна в Англии – вещь крайне редкая. Обычно один сезон сырости просто сменяется другим, более теплым. В этот раз, словно в насмешку, после прокатившегося по стране огня и ужаса, всё вокруг пепелищ и руин пестреет молодой сочной травой и цветами, выросшими с удивительной скоростью под непривычно ярким солнцем.
По ночам воздух напоен ароматами, так непохожими на запахи нового дома, и это хорошо. Дуб успокаивающе шелестит листвой, и его крона, вместе со звездным небом, плавно раскачивается. Виктория закрывает глаза и дотрагивается до руки, гладящей ее волосы.
- Ты расскажешь правду Интегре?
- Нет. Алукард рано или поздно вернется, вот пусть сам и решит. А пока ты за ней приглядишь, правда ведь?
Она изгибается и поднимает голову с чужих коленей. Молодое-старое лицо Уолтера почти светится в темноте.
- А если мы захотим уйти? Куда-нибудь, где не нужно будет скрываться, подальше от воспоминаний?
Он чуть улыбается, совсем незаметно, как в тот день, когда она впервые проснулась в особняке, такая же растерянная, не знающая, что ее ждет. Касается пальцами ее щеки.
- У нас впереди вечность. Уж за столько времени мы обязательно что-нибудь придумаем.
The end
@темы: завершено, мини, организация Хеллсинг, гет, фики, AU, PG
-
-
14.01.2011 в 03:43В целом впечатление от фанфика очень приятное. Жанр AU автору, определённо, удаётся. Психодел удаётся не менее хорошо) Конечно, в такого Уолтера, каким он представлен здесь, я поверить не могу. Ну не могу, и всё тут. Но я вообще чокнутый фанат этого персонажа, поэтому очень мало кому удаётся написать Уолтера так, чтобы это совпало с моим восприятием. Так что на этом заостряться не буду, т.к. фик писался не для меня и не по моим кинкам. А вот в образ Серас верю, очень верю. Мне самому в пост-каноне она видится примерно такой. Сам фик читается легко, на одном дыхании. Автор, у вас очень приятный слог) И отдельное спасибо за концовку. Она великолепна)
P.S. Ещё одно спасибо от меня заказчику Levian за заявленный пейринг. Это один из моих ОТП)
-
-
14.01.2011 в 12:34-
-
14.01.2011 в 14:51Только из всех участников больше всего сочувствуешь Интегре: одна в пустом доме со сходящей с ума Викторией и метелью за окном.
-
-
14.01.2011 в 15:25Табуреточка! дорогая! это тебе достался мой заказ! ты! мне! написала!
*пошла попить воды*
я даже и мечтать не могла, на самом деле!
замечательный фик, как и все твои, чудесный, нежный, образный, совершенно какой-то "времёнгодовой".
Серас дивно прекрасная, и вообще все эти тонкие такие "поствоенные" штришки - невероятно классные.
я прямо и не знаю, как тебя благодарить за такое
-
-
14.01.2011 в 21:26-
-
16.01.2011 в 12:15Лася
Морана С., спасибо!)))) Интегра сильная, она со всем справится, как и всегда))
Levian
Rendomski психодел - наше все
-
-
16.01.2011 в 15:47-
-
16.01.2011 в 18:49ты нашла там обоснуй? Покажи!